ему язык. Но вместо этого выпрямляюсь и принимаю вид заинтересованного слушателя. Меня хватает на пять минут – сложно имитировать интерес, когда все силы уходят на подавление зеваний. Ещё и мысли о предстоящем вечере с упрямой настойчивостью зудят в мозгу, вызывая желание спрятать голову под стол.
Скорее бы наступил день, когда всё это не будет меня тревожить.
Вздыхаю и сосредотачиваюсь на голосе бубнящего историка. Может, прослушивание заунывной лекции избавит от навязчивых дум. Пытаясь вникнуть в суть повествования, обвожу взглядом учебный класс. Большое помещение некогда было читальным залом на втором этаже домашней библиотеки. Отец переоборудовал его в многофункциональную аудиторию, где можно найти что угодно – от пипетки Пастера до симулятора космической станции.
«Ты так будешь до ночи сидеть. Сдавайся».
Маркус говорит мысленно, и голос его звучит так, словно он уверен, что выиграл.
«Не дождёшься».
– … Российское государство в начале двадцать второго века вернулось к монархической форме правления и полностью закрыло свои границы, – учитель облокачивается на кафедру и обмахивается планшетом – ему тоже жарко. Ещё бы, в шерстяном пуловере и фланелевом пиджаке упарился бы кто угодно. Но он упрямо отказывается от включения климат-контроля, и нам всем приходится томиться в душном помещении, как жаркому в духовке.
Снова вздыхаю и перевожу взгляд на лицо учителя. На нём нет ни капли пота. Может, старик действительно, настолько теплолюбив, что ему комфортно в условиях микроволновой печи?
Он преподаёт у нас четвёртый год, и за это время не сделал ни одного замечания. Сначала показалось, что Карл Кобольд равнодушен к успеваемости и дисциплине. Но на втором уроке выяснилось, что требования к уровню знаний у старика нечеловечески высоки, а флегматичное брюзжание в ответ на любое оправдание сводит с ума за пять секунд. К тому же, имея в арсенале всего две оценки – «отлично» и «неудовлетворительно», – он сразу исключил любое нежелание изучать многотомную летопись. Отец от него в восторге.
Хорошо, что завтра каникулы.
– До сих пор от остального континента Европу отделяет Щит – мегалитическая стена на западной границе России, построенная для защиты целостности её территорий и от наплыва европейских эмигрантов. Со времён Двухчасовой войны, а именно – уже полтора века – Российская Империя не поддерживает с Европой официальных дипломатических отношений. После исчезновения главного политического оппонента Россия полностью отвернулась от Запада и сосредоточилась на решении внутриэкономических задач. Сейчас она имеет автономную экономику, многочисленную армию и крайне низкую плотность населения в районах, где перед Третьей мировой прекратилась нефтедобыча. Для поддержания связи с внешним миром Россия оставила открытыми юго-восточную и часть восточной границы, – господин Кобольд поправляет сползшие очки