самой, – собрала ракушки и начала раскладывать их в линию между нашими полотенцами, проводя четкую границу.
Я раскрыла книгу, которую принесла с собой, и изобразила, что читаю, пока Гонория, которой надоело устанавливать границы, плескалась в волнах, периодически возвращаясь на берег. Беот и Патрик со своими ведерками строили песчаную крепость вместе с Полем.
Пабло и Ольга перешептывались между собой, издавая жужжащие звуки, словно рассерженные пчелы. Я заставила себя смотреть только на волны, на рыбачьи лодки, покачивавшиеся у бирюзового горизонта. Постепенно я вошла в состояние, когда человек больше спит, нежели бодрствует, и детские возгласы смешивались с шумом прибоя в мимолетных видениях. Видениях о полете.
В середине утра к нам присоединился Джеральд, надевший длинные плавки и с полотенцем на плечах. Он трудился в небольшом сарае, который приспособил под художественную мастерскую, и напряженно хмурился, как будто утренняя работа не задалась. Он нахмурился еще сильнее, но потом просветлел, когда узнал мужа, жену и ребенка. Джеральд радостно обнял Пабло и расцеловал его в щеки на парижский манер.
Потом они похлопали друг друга по спине с рассеянным видом, как делают добрые друзья, которые не хотят открыто проявлять свои чувства.
– Пляжные этюды? – поинтересовался Джеральд. – Приехали поработать?
Во время одного из визитов Джеральда в студию Пабло серой парижской зимой он увидел несколько пляжных картин прошлого года: обнаженные купальщицы с удлиненными ногами и крошечными головами, так что для зрителя они одновременно находились далеко и близко. Пабло рассказал ему о кошмаре, который часто снился ему в детстве: как будто его руки и ноги вырастают до чудовищных размеров, и с окружающими людьми происходят такие же болезненные превращения.
– Поработать, как всегда, – ответил Пабло. – И немного развлечься[34].
Он не смотрел на меня, произнося эти слова, но от этого их эффект не уменьшился.
– Тебе холодно, дорогая? – спросил Джеральд и набросил мне на плечи свое полотенце. – У тебя мурашки.
Джеральд и Пабло пошли купаться, а в промежутках между заплывами помогали мальчикам строить песчаный замок. Я задремала в шезлонге под убаюкивающий плеск океанских волн.
– Над чем ты смеешься, Сара? – спросил Джеральд, вставший надо мной.
Соленые брызги с его волос разбудили меня. Тень от его лица упала на мое; планета, создавшая наше личное солнечное затмение.
– Лобстеры, – сказала я. – Только лобстеры!
– Это то, что будет на ужин? К тому времени я измучаюсь от голода.
– Ты вечно голоден.
И слава богу! Хороший аппетит говорил о крепком здоровье, а я боялась болезней в нашей семье больше, чем преисподней, если такое место существует на самом деле.
– Нет, сегодня вечером – никаких лобстеров. Будет жареный палтус с цветками кабачка, – добавила я и сразу забеспокоилась, что, возможно, Ольга не любит жареного палтуса и потребует чего-то еще.
Если они с Пабло остановились