но она теперь жила в моем сердце как любимое дитя, которое я должна защитить, и как дочь, которую подвела. Ханы больше нет, но тревога и боль ледяными руками сжимали мне сердце. Лучше бы я никогда не попадала в ее тело и шла по жизни, плюя на всех. А неравнодушие ранило слишком больно.
– Кассандра?
Его ненавязчивая забота возвращала меня в ту комнату, где я лежала, прислонившись к стене. Он рассказывал свою историю, а мой мир медленно угасал. И я умерла одна, но не чувствовала себя одинокой.
«Ты могла бы ему сказать».
«Нет».
– Все хорошо?
Сколько раз за всю жизнь мне задавали этот вопрос? Совсем мало. Еще меньше было тех, кто действительно интересовался ответом. Может быть, и Яконо всё равно, или он делает это лишь потому, что его идеальное воспитание приучило заботиться обо всех, как о беспомощных малышах.
– Замечательно, – ответила я. – Только от дороги уже тошнит. И холодно. И…
Раздавшийся с верхнего этажа крик разорвал тишину, и Яконо развернулся, как гибкий и хищный зверь, скользнул в дверь и бросился вверх по лестнице.
– …и он.
Мне на Унуса глубоко наплевать, но Кайса в тот же миг заставила нас последовать за Яконо.
Крепко обхватив себя руками, Унус сидел на циновке и таращился на противоположную стену, будто там появилось чудовищное лицо.
– Ты в безопасности, – сказал Яконо, способный проявлять доброту даже к этому человеку, который держал его в заключении и пытался обратить в свою веру и которого он все равно намеревался убить. – Здесь никого нет, только мы. Тебе приснился кошмар.
– Я видел его. Я… я пытаюсь взять это под контроль. Когда я сплю, плохо выходит. Прошу прощения.
Кайса опустилась на колени с другой стороны его тюфяка, мягко, по-матерински прикоснулась рукой к плечу.
– Ни один из нас не может контролировать то, что видит во сне. Но Яконо прав. Ты сейчас в безопасности. Его нет.
Унус перевел взгляд с одного убийцы на другого и, не видя угрозы, с облегчением вздохнул.
– Становится хуже. Не знаю, сколько еще смогу его сдерживать. Я не привык сопротивляться так долго.
Ясно, что становится хуже. После смерти Септума Унус был спокоен и участвовал в обсуждении планов, но день ото дня слабел. Дуос постоянно присутствовал в его мыслях, непрерывно напоминая, что от близнеца не скрыться. Унус даже не знал, кем был бы без Дуоса… И в этом я его понимала.
«Хочешь сказать, я могла», – сказала Кайса.
Все наши попытки договориться друг с другом были полны горечи.
– А ты его видел? – спросил Яконо, сосредоточившись на самом важном. – Во сне. Того… другого?
– Дуоса. Да. – Унус закрыл лицо руками. – Он пытается найти способ обратить все в свою пользу. Строит козни, даже без Септума. Не поверите, он… они раньше такими не были. Когда-то мы были ближе друг к другу. Ощущали одинаковое стремление к вере, одинаковую любовь к Богу, а потом… Я даже не знаю, когда начались изменения. Или как. Сперва я соглашался. Церкви требовались