ты это делаешь, Мэри? Я сражаюсь за тебя как лев, а ты приходишь и все разрушаешь, ухитряясь вызвать неприязнь целого семейства. В таких делах Де Курси всегда выступают единым фронтом.
– Не сомневаюсь, – усмехнулась Мэри. – А вот проявят ли подобное единство в вопросах любви и милосердия – большой вопрос.
– Но зачем понадобилось сердить кузину? Ведь ты здравомыслящий человек. Разве не помнишь, как на днях сама рассуждала об абсурдности сражений с принятыми в обществе претензиями и предрассудками?
– Помню, Триши, помню. Не отчитывай. Проповедовать намного проще, чем следовать заветам. Ах, как бы мне хотелось стать пастором!
– Но ведь ты себе только вредишь.
– Правда? – удивленно уточнила Мэри, опускаясь на колени у ног подруги. – Если склонюсь к полу, если весь вечер простою в углу на коленях, если позволю всем твоим кузинам, а потом их матушке, топтать меня и пинать – искупление будет достаточным? Даже готова облачиться в мешковину и посыпать голову пеплом.
– Знаю, что ты умна, и все-таки считаю глупой. Честное слово.
– Да, Триши, я настоящая дурочка. Признаюсь. И вовсе не умна, но не ругай меня. Видишь, как я смиренна и даже унижена? На мой взгляд, унижение – это сравнительная и даже превосходная степень смирения. Я бы выделила четыре степени морального осквернения: смириться, унизиться, споткнуться, упасть. И вот, наконец, когда человек окажется в грязи у их ног, возможно, эти важные персоны не смогут заставить его склониться еще ниже.
– Ах, Мэри!
– Ах, Триши! Ведь ты же не хочешь сказать, что мне не позволено подать голос прежде тебя, правда? Что ж, возможно, тебе вздумается поставить ногу мне на шею? – С этими словами Мэри наклонилась к скамеечке и принялась целовать ноги Беатрис.
– Если бы осмелилась, то за кривлянье влепила бы тебе пощечину.
– Ну так дай, Триши. Можешь меня топтать, бить, целовать – все, что угодно.
– Не могу выразить, насколько опечалена: я ведь собиралась кое-что устроить!
– Кое-что устроить! Но что, что именно? Люблю всякие интриги и считаю себя настолько опытной в таких делах, что заслуживаю звания генерала женских войск. Конечно, я не имею в виду людей особенных и необыкновенные обстоятельства, требующие такта, деликатности и тонкости.
– Очень хорошо, Мэри.
– Ничего хорошего; очень плохо, если ты так считаешь. Доложу тебе, милая, что не собираюсь упоминать о голубой крови твоих благородных родственников, будь то в шутку или всерьез. Так что же именно ты намерена организовать в мою честь, Триши?
– Хочу, чтобы ты стала одной из подружек невесты на свадьбе Августы.
– Господи, Беатрис! Ты с ума сошла? Встать, пусть даже на одно утро, в изысканную аристократическую вереницу из замка Курси!
– Там будет Пейшенс Ориел.
– Но это еще не повод приглашать меня, тем более что вряд ли я выдержу столь высокую честь. Нет, Триши, шутки шутками, но не думай об этом: откажусь, даже если сама Августа пожелает