– вторая натура, да посильнее первой. А почему я не должен пить? Чем еще отплатил мир за все, что для него сделал? Какое еще вознаграждение я получил? Какую радость?
– О господи! Разве не вы обладаете несметными богатствами? Разве не можете делать все, что пожелаете, и быть кем захотите?
– Нет! – крикнул больной так громко, что возглас разнесся по всему дому. – Не могу делать ничего из того, что хочу. Не могу стать тем, кем хочу. Что мне доступно? Какое удовлетворение, кроме бутылки бренди? Если оказываюсь среди джентльменов, могу ли с ними разговаривать на равных? Если у них возникнет вопрос по поводу железной дороги, они меня спросят. Но если заговорят о чем-то другом, я должен молчать. А когда оказываюсь среди рабочих, могут ли они разговаривать со мной? Нет. Я – их хозяин и господин, причем суровый. Завидев меня, все склоняют головы и начинают дрожать. А где у меня друзья? Вот здесь! – Он вытащил из-под подушки бутылку. – Где веселье? Здесь! – Он помахал бутылкой перед лицом доктора. – Вот награда, радость и источник силы после тяжких трудов. Здесь, доктор. Здесь, здесь, здесь! – С этими словами сэр Роджер спрятал бутылку под подушку.
Внезапная вспышка гневной энергии показалась столь ужасающей, что доктор Торн изумленно отпрянул и на несколько мгновений утратил дар речи.
– Но, Скатчерд, – заговорил он наконец, – вы ведь не готовы умереть за свое пагубное пристрастие?
– Умереть? Да, готов. Живу ради выпивки, пока живется, а когда больше не смогу жить, то умру. А что еще остается человеку? Разве не умирают за шиллинг в день? Ради чего не жалко проститься с жизнью? Какой смерти я достоин? Недавно вы сказали, что можно умереть только однажды. Так вот: ради выпивки готов сделать это десять раз.
– Говорите все это либо в припадке безумия, либо из безрассудства: специально для того, чтобы меня напугать.
– И безумие, и безрассудство. Такая жизнь, какую веду я, превращает человека в сумасшедшего и в дурака. Что у меня есть такого, чтобы бояться смерти? Стою триста тысяч фунтов, и все их отдал бы за то, чтобы завтра утром выйти на работу с совком для строительного раствора и встретить приятеля, который хлопнул бы по плечу и предложил: «Ну что, Роджер, не процедить ли нам по полпинты?» Вот что я вам скажу, Торн: когда человек накопил триста тысяч фунтов, ему не остается ничего другого, кроме как умереть. Ни на что иное он уже не годен. Когда появились деньги, надо их щедро потратить, а у человека не хватает на это мужества.
Выслушав исповедь, доктор, конечно, сказал что-то ради успокоения и утешения пациента. Он понимал, что ни успокоить, ни утешить сэра Роджера не удастся, но сидеть молча и покорно выслушивать ужасную правду – потому что Скатчерд говорил чистую правду – казалось совершенно невозможно.
– Не хуже, чем в пьесе, на сцене. Правда, доктор? – иронично добавил баронет. – Вряд ли вы предполагали, что я могу выступить как актер. Ну вот, а теперь наконец объясню, зачем вас вызвал. Дело в том, что перед последним запоем я составил завещание.
– Но ведь вы уже составляли завещание.
– Да,