только одного. Я хочу, чтобы ты нашла остальных.
– Ой… – Киззи откинулась на спинку стула, поставив на стол чашку с кофе, из которой не успела отпить. – Я думала, они все из Грента.
Правда, она тут же вспомнила, что в газетах такого не писали.
– Не знаю. Похоже, задержанный тоже так думал, а шеклглас позволяет выяснить лишь то, что известно испытуемому. Публичные убийства – это послания, Киззи. Я хочу знать, что мне хотели сообщить. Не так важно, кто именно убил мою мать, важно, почему ее убили.
– Разве ты не собираешься мстить?
Обычно гласдансеры не чурались крови. Правда, Демир никогда не проявлял жестокости, но убийство матери могло пробудить в нем дремлющую склонность к насилию.
Демир вздрогнул и покачал головой.
– Нет, у меня другой подход, – сказал он задумчиво. – Моя мать… – Он умолк, потом повторил: – Совсем другой.
– Значит, я просто должна найти их и допросить? Или свершить правосудие?
Демир побарабанил пальцами по столу, глядя на улицу. Видимо, он и сам еще не решил. Наконец он сказал:
– Как сочтешь нужным.
– Серьезно?
– Конечно. Как я уже сказал, для меня не важно, кто это сделал. Я хочу знать зачем.
– Это все усложняет.
Демир убрал свою чашку с блюдца, бросил на него что-то и подвинул к Киззи. Подковка из светло-зеленого годгласа размером с мизинец. Один конец был заострен и загнут крючком, чтобы продевать его в кольцо на ухе.
– Шеклглас? – удивилась Киззи.
Гражданским запрещалось использовать шеклглас, но богачи и люди с большими связями могли его достать. Сама она уже много лет не видела ни кусочка шеклгласа.
– Мне нужно признание.
Киззи внимательно посмотрела Демиру в глаза. В его взгляде была жесткость, которой не замечалось в юности, и твердость, отвечавшая изменениям во внешнем виде. Возможно, он ожесточился. Ведь он же гласдансер, в конце концов. Или он расставляет сети на кого-то покрупнее убийц? Понятно, что те, кто наносил удары, были всего лишь исполнителями чужой воли.
– А Каприк знает, для чего ты меня «одолжил»?
– Нет, не знает. – Демир отхлебнул кофе, глядя на нее в упор поверх чашки. – Я сказал ему, что мне нужна дополнительная охрана вокруг отеля.
– Почему именно я?
Демир приподнял бровь, как будто ответ был очевиден:
– Ты считаешься единственным честным бойцом в Оссе, и эта репутация заработана тяжким трудом. Незапятнанность собственной души для тебя важнее преданности Ворсьенам.
– Я в немилости именно по этой причине, – фыркнула Киззи.
– И это мне нравится. В детстве мы были друзьями. Мне и сейчас нужен друг. Ну как, возьмешься за эту работу?
Эта фраза перекликалась с тем, что промелькнуло в голове Киззи всего несколько минут назад и ослабило ее бдительность. Вообще-то, ей следовало отказаться. Убийство члена Ассамблеи – это работа для Сжигателей, а не для бойца-одиночки. Но похоже, Сжигатели уже считали дело раскрытым. Грент сделали козлом отпущения, однако Демир не соглашался с этим.
– Тебе