оспариваемо. Большинство ученых, совершенно отложив вопрос о действительных первозасельниках Кавказа, ибо этот вопрос абсолютно темен, занялись изучением предков тех племен, которые уже тысячелетия занимают те или другие уголки Кавказа, и исследованием, откуда эти предки могли явиться на Кавказ.
Большинство теорий сходится на том, что когда-то из глубины Азии двинулись жившие там племена и шли тем же путем, каким двигались уже в историческое время многочисленные гуннские и монгольские орды, то есть часть шла севером через Волгу и заполняла громадные равнины нынешних Терской и Кубанской областей, другие же орды шли, огибая Каспийское море, с юга через Малую Азию и попадали сначала в неприветливые южные пустыни Закавказья, затем занимали роскошные южные склоны Кавказского хребта и плодородные долины рек Куры, Алазани, на западе Риона, но, теснимые новыми полчищами, должны были вступить в глубину гор, в почти неприступные ущелья, где и остались до исторического времени. Некоторые перевалили, вероятно, через хребет на Северный Кавказ, и, наоборот, северные поселенцы переваливали на юг.
Таким образом, Кавказ отчасти служил большой дорогой для бродячих племен и населился теми обрывками, которые задерживались горами. Но есть ученые, которые, основываясь на труднопроходимости гор, думают, что Кавказ служил не дорогой, а убежищем теснимым племенам и что переходы через горы были гораздо реже, чем уходы семей и целых племен с равнин в ущелья. Если эту теорию основывать на фактах, в древности не превосходящих 2–3 тысяч лет, то она окажется не бездоказательна. Действительно, племена, живущие на юге, принадлежат к картвельскому племени, распространение которого идет лишь до Главного хребта, представители же северных склонов Кавказа ничего общего с картвельской группой не имеют. Если бы народы эти часто переходили через горы, то, наверное, они смешались бы и снабдили бы друг друга типичными характерными чертами, обычаями и, главное, языком.
Так или иначе, но какие-то племена – бесспорно степного азиатского происхождения с пастушескими, миролюбивыми наклонностями – волей судьбы загонялись и основывались в скалистых дебрях.
Попадая в суровые лощины, ущелья, в страны диких скал, вечных снегов и льдов, племена стали, конечно, перерождаться. Дело это шло медленно; целые столетия нужны были, чтобы человек вполне приноровился к новым условиям жизни; в борьбе за существование гибли многие тысячи людей, но выживавшие все больше и больше приноравливались, вырабатывали понемногу новые характерные черты и особенности и, таким образом, переродились в конце концов из миролюбивых и ленивых пастухов в удалых горцев-разбойников.
Так как условия жизни у всех горцев складывались при одинаковых условиях, то немудрено, что у всех племен, независимо друг от друга, явились общие черты, нравы, обычаи, социальные и нравственные понятия. Будучи совершенно чужды друг другу, не имея ничего общего ни по типу, ни по языку, иначе говоря, происходя