решено было не игнорировать, но где он находится, Керенский не знал.
Тут, в просторное помещение, где Александр лежал на низкой кушетке, зашел доктор. Это стало понятно по сосредоточенному виду посетителя, его одежде и общему виду: седая бородка клинышком, пенсне, общее выражение лица, присущее врачам.
– Так-с, милейший Александр Фёдорович, как вы себя чувствуете?
«Да мы вроде не знакомы, – шевельнулась в голове Керенского мысль, вялая, как червяк в глубокой луже. Нехотя разлепив пересохшие губы, он ответил:
– Плохо!
Врач понимающе усмехнулся.
– Ну, так это и понятно. Лошадь – животное крупное, но бестолковое. Пришибла она вас будь здоров, не каждый министр такое переживет!
– Какая лошадь? Откуда?
Доктор продолжил, не услышав, или не обратив на заданные вопросы внимания:
– Да-с, извозчик божился и плакал, что он ни при чём. Как же?! Покушение на нового министра юстиции, за такое могут и на месте расстрелять, без суда и следствия. Хотя, что же это я, сейчас революционный суд, но всякие эксцессы могут быть, уважаемый Александр Фёдорович. Матросы совсем распоясались, стреляют почём зря. Революция дала им на это право. Смешно, господа! Но одновременно и грустно. Какое право? Да они же почти все анархисты, для них законы не писаны. Для них революция – это отсутствие власти и законов, что людских, что божьих! Вот и палят в божий свет, как в копеечку. Эх, куда мы катимся, куда катимся? – доктор печально вздохнул и продолжил.
– Но царя скинули, власть у Временного правительства. Вся Европа признала это! Надо лишь немного перетерпеть анархию и сумасбродство, окончить войну, и вот тогда заживём! А остальное, это так, мелочи…
Слушая этот монолог, Алекс Кей лежал в онемении от удивления. Какой царь? Николай II, что ли? Так его давно уже скинули и убили. Или это другой? Матросы? Это которые? С Кронштадта? Ни одного из них он не видел в Санкт-Петербурге. Да и вообще, в крупных городах редко когда увидишь солдат или офицеров в форме, как-то не сильно это приветствуется, со времён развала Советского Союза. Вот они и предпочитают ходить в гражданке. Доктор, между тем, продолжал «разоряться».
– Вы, Александр Фёдорович, поберегите себя, для революции – то. Мы только все жить начинаем. Самодержавия больше нет, а свободы – хоть отбавляй, да многим она не впрок пошла. Ну, не буду вам мешать отдыхать. Необходимые лекарства я прописал, перевязку сделали. У вас сотрясение мозга да закрытый перелом левого ребра, через месяц всё заживёт. Берегите себя, господин министр юстиции, – Произнес напоследок словоохотливый лекарь, забрал с собой большой саквояж из чёрной кожи и вышел из помещения.
Александр Керенский со вздохом откинулся на подушку. В своём мире он всего лишь управляющий фешенебельным отелем, в политику не лез, поэтому никогда не думал, что его могут назвать так. Вокруг суетились абсолютно незнакомые люди, одетые в старомодную одежду и разговаривающие на русском языке, но немного странном, сильно отличающимся от современного. Это казалось