глаза заставляли трепетать всякого, на кого обращались; бесформенный нос устрашал как корявой формой, так и неимоверно громадным размером; курчавая борода давно поседела и вообще никогда не чесалась; мерзкий беззубый рот обладал всего-навсего двумя гнилыми клыками. Венцом представлялся потрёпанный, правда модный когда-то, костюм; пошился он из китайского ситца и украшался позолоченной перевязью, увенчанной однозарядным пистолетом да специальной саблей, абордажным клинком.
Питейный зал представлял собой типичное заведение того далёкого времени; оно наполнялось всяческим сбродом, заядлыми искателями приключений да обычными обывателями. Восемь столов, расставленные вдоль узкого коридора, оказались заполненными по-разному. Где-то расположилось до восьми оголтелых головорезов – эти, конечно, орали, шумели, по-всякому дебоширили, задирались до более слабых. Где-то расселились усталые рыбаки, пришедшие снимать дневную усталость единственным, им известным, доступным способом. Где-то приткнулись бомжеватого вида бродяги – всем внешним видом и одичалыми глазками те скрытно передавали, что пришли сюда не только за горячительной выпивкой, но и чем-нибудь поживиться. В общем, публика собрала́сь разношёрстная, разномастная, Бешеному Фрэнку всецело привычная.
Когда-то его грозное имя гремело в каждом окружном городишке, а в каждой таверне, куда он входил, беспощадному злыдню тот ча́с же уступали дорогу – освобождали приличное, до́лжное его рангу, место. Сейчас, изрядно побитый пиратской жизнью, он мало чем походил на свирепого негодяя-выродка, некогда державшего «железной хваткой» Багамский архипелаг, все здешние острова. Поэтому и ютился грязный бродяга Уойн в углу затемнённом, зашква́рном, едва не позорном. Накрыли ему на столе, давненько не мытом; за него подсаживали личностей исключительно неказистых: сомнительных проходимцев, зачуханных нищих да обездоленных бедолаг. Посиживал он скромно, ни с кем не цеплялся. Хотя в былые, давно ушедшие, годы непримиримый задира, безбашенный забияка, давно бы уже вцепился кому-нибудь в пьяную глотку или, следуя при́нятым правилам, вызвал бы раздухарившегося нахала на сабельную дуэль. Что, говоря откровенно, заканчивалось обычно всеобщей весёлой потехой; непререкаемым лидером в ней оставался, конечно же, Бешеный Фрэнк.
Про старые славные годы былой капитан припомнил отнюдь не зря. Недалеко от него, на соседнем ряду, за третьим столиком, расположенным ближе к выходу, разместилась слишком уж разухабистая молодая компания. Выглядела она как обыкновенное сборище подвыпивших сорванцов; но было в них нечто, бывалого проходимца очень насторожившее. Что вели себя развязные парни нахально, вызывающе, дерзко – ну, и чего? Что ж тут особо странного? То обычные проявления, нормальные для питейных забегаловок, третьесортных харчевен; они изобиловали на морских побережьях в неприхотливые времена «эпохи колонизации». Правда, одна отличительная особенность, проявившаяся в наиболее ретивом юнце (по-видимому, он считался