у меня духу не хватит?
– Да хватит у тебя духу, просто зачем? Это же не выход.
– Отставь меня, дай побыть одному, очень прошу. Я не собираюсь умирать, просто хочу подумать в одиночестве, тут.
– Обещаешь? Дай слово, что не наделаешь глупостей? Хорошо?
– Всё будет нормально.
– Окей, ладно. Ты побудь здесь, я сейчас приду, принесу что-нибудь поесть.
Он осторожно отпустил меня и потихоньку удалился, оставив меня один на один с силой притяжения. Подошел к краю крыши, посмотрел вниз, внутри всё сжалось, ноги затряслись. Захотелось сесть, и я сел прямо на краю крыши, свесив ноги вниз. Странное чувство овладело мной. Я – тот, кому всё равно, тот, кто равнодушен ко всему, тот, кто не видит смысла в жизни, боится! Почему? Получается страх перед смертью страшнее безразличия к жизни? Нет, разве я безразличен к жизни? Разве я не имею смысла жить? Безразличие – это когда нет эмоций. Разве у меня их нет? Нет смысла жить? Как так? Смысл-то есть, вот только этот смысл не подходит для меня. Если я не хочу жить, значит, я против жизни. Безразличие же, это когда ты и за и против, когда не важно: живешь ты или нет. Я ненавижу жизнь – вот ответ. Я стал ненавидеть её тогда, когда мамины глаза закрылись навсегда. Я потихоньку, всякими путями шел сюда на крышу, на край, ещё чуть-чуть и – пропасть. Единственное, что могло меня тут задержать – это она и отец. Она, она переписала сценарий моей жизни с трагедии на мелодраму, дав надежду на счастье. А было ли счастье? Что такое счастье? Если и есть счастье, то оно должно быть бесконечным. Разве счастье – то, что закончилось? Нет, это минутная иллюзия. Вся моя жизнь – это глубокий, очень долгий и реалистичный сон. Мне бы проснуться. Вот проснусь я в старой квартире, в своей комнате, и мамин голос позовет меня на завтрак. Вот жизнь, а это – сон, кошмар. Мне бы проснуться. Если прыгну – проснусь?
В моих руках жизнь. Потрясающее чувство. Если я шагну, простит ли отец? Брата своего он не простил. У меня был дядя. Он повесился из-за так и не выясненных обстоятельств. Отец не простит его никогда. Он постоянно твердит про него: «Кому он сделал плохо своим поступком? Никому. Только своей дочери. Оставив дочь без отца, он поступил эгоистично». Называет его слабаком. Я бы его так не назвал, это же сколько силы нужно для самоубийства? Как нужно не любить жизнь, да так, чтобы повеситься? Ненавидеть! Ненавидеть всех. Так ли я ненавижу? Всех ли я ненавижу? Кроме отца, да. Ну и её, конечно же. Стоит ей только сказать, и я прилечу к ней. Слабак. Я не достоин её, я не достоин жить. Даже шаг не могу сделать. Всего лишь шаг. Дядя мой не просто повесился, он сначала вены порезал, лежал в ванной, рассматривая фото дочери. Я был с отцом там и видел окровавленный портрет в ванной. Вся комната была залита кровью. Я видел два электрических шнура, что свисали с потолка в туалете. Два! Один – обрезанный, другой – порванный. После того, как истекать кровью ему надоело, он решил поторопить смерть. Первый шнур, от электрического чайника, не выдержал и порвался. Вторым же он удавился. Однажды, я думаю, отец понял своего брата. Когда умерла мама, он впервые в жизни закурил. Вечером, на балконе он курил с каким-то мужиком. И тот произнес фразу, которую я