.

явился к ней с молодой женой, старуха бесцеремонно осмотрела Гуттиэре. Долорес прежде всего искала в людях недостатки. Красота Гуттиэре поразила старуху, хотя она ничем не выдала этого. Но такова уж была Усатая Долорес: поразмыслив у себя на кухне, она решила, что красота Гуттиэре – недостаток.

      Оставшись вдвоем с сыном, старуха неодобрительно покачала головой и сказала:

      – Хороша! Даже слишком хороша! – И, вздохнув, прибавила: – Наживешь ты хлопот с такой красавицей… Да. Лучше бы ты женился на испанке.

      Подумав еще, она продолжала:

      – И горда. А руки мягкие, нежные, белоручка будет.

      – Обломаем, – ответил Педро и углубился в хозяйственные счеты. Долорес зевнула и, чтобы не мешать сыну, вышла в сад подышать вечерней прохладой. Она любила помечтать при луне.

      Мимозы наполняли сад приятным ароматом.

      Белые лилии сверкали при лунном свете. Едва заметно шевелились листья лавров и фикусов.

      Долорес уселась на скамью среди мирт и предалась своим мечтам: вот она прикупит соседний участок, разведет тонкорунных овец, выстроит новые сараи.

      – О, чтоб вас! – сердито крикнула старуха, ударяя себя по щеке. – Эти москиты и посидеть спокойно не дадут человеку.

      Незаметно облака затянули небо, и весь сад погрузился в полумрак. На горизонте резче выступила светло-голубая полоса – отражение огней города Параны.

      И вдруг над низким каменным забором она увидела человеческую голову. Кто-то поднял руки, скованные кандалами, и осторожно перепрыгнул через стену.

      Старуха испугалась. «В сад забрался каторжник», – решила она. Она хотела крикнуть, но не могла, пыталась подняться и бежать, но ноги ее подкашивались. Сидя на скамейке, следила она за неизвестным.

      А человек в кандалах, осторожно пробираясь между кустами, приближался к дому, заглядывая в окна.

      И вдруг – или она ослышалась – каторжник тихо позвал:

      – Гуттиэре!

      «Так вот она, красота-то! Вот с кем знакомство водит! Чего доброго, эта красавица убьет меня с сыном, ограбит гасиенду и сбежит с каторжником», – думала Долорес.

      Старуху вдруг охватило чувство глубокой ненависти к снохе и горького злорадства. Это придало ей силы. Она вскочила и побежала в дом.

      – Скорей! – шепотом сказала Долорес сыну. – В сад забрался каторжник. Он звал Гуттиэре.

      Педро выбежал с такой поспешностью, как будто дом был объят пламенем, схватил лопату, лежавшую на дорожке, и побежал вокруг дома.

      У стены стоял неизвестный в грязном, измятом костюме, со скованными руками и смотрел в окно.

      – Проклятие!.. – пробормотал Зурита и опустил лопату на голову юноши.

      Без единого звука юноша упал на землю.

      – Готов… – тихо сказал Зурита.

      – Готов, – подтвердила следовавшая за ним Долорес таким тоном, как будто ее сын раздавил ядовитого скорпиона. Зурита вопросительно посмотрел на мать:

      – Куда его?

      – В пруд, – указала старуха. – Пруд глубокий.

      – Всплывет.

      – Камень