возвращении я внезапно вспомнил, что со мной в команде два зека.
– Пацаны, а вы чифир делать умеете?
– Конечно, умеем.
– А сделайте, давайте чифирнем.
Заварку нам давали. Пацаны резко сообразили «кругаль» – металлическая кружка, из которой пьют чифир. Объяснили, что пить надо по два глотка и передавать по часовой стрелке. Против часовой нельзя, так время медленнее течет.
На вкус как очень горький, крепкий чай. Но бодрит. К вечеру у нас была печка, проблем с дровами не было, рядом посадка с кучей бурелома. Как только стемнело, мы наконец смогли просушить вещи и отогреться. Отличный день. Сделал полезное дело, выпил чифира.
Ночью нас ждал переезд, потому спать решили лечь пораньше, на «фишке» стояли по 40 минут, менялись. В два часа ночи мне было велено собираться и идти на «ноль». Переезд начался. Немного грустно, печку только сделали. Но война есть война. Не по подвалам же я сюда приехал прятаться.
Лес самоубийц
На «ноле» нас ждали слегка вздроченный афганец с замом и водила «буханки». Я не сидел на их канале связи, потому не сильно понимал, почему они нервничают.
– Куда поедем?
– В лес едешь, в лесу жить будешь.
О как! Уже скучаю по подвалу с печкой. Мы грузимся в «буханку». Минут через 10 заехали в какой-то ангар, за нами захлопнулись ворота. Теперь на ближайшие полтора месяца это будет мой новый «ноль». Там всегда холодно, некуда сесть, толпа народа. Туда же сносили раненых и убитых. Когда я приехал, афганец взял мой гаджет и забил точку.
– Тут теперь жить будешь. Вот Шахта там рядом стоит, он тебя проводит.
Шахта был командиром отделения штурмов, взрослый зэк, сидевший не помню точно за что, но за что-то тяжкое. Пожали руки.
– Когда идем?
– Подождем еще.
Находиться на этом «ноле» мне совсем не нравилось. Постоянная суета, все мечутся куда-то, ждут, то пока гаджеты зарядятся, то батарейки для рации. Кто-то спит на куче деревянных брусков. Наконец Шахта собирает своих и говорит выходить. Мы идем в полной темноте, друг за другом гуськом. Я едва различаю силуэт впереди идущего. Понимаю, что отстать в таких условиях никак нельзя, моментально теряешь из виду человека и как будто проваливаешься в торфяное болото. Тьма такая густая, будто осязаемая. Путь был неблизкий, идти с пускачом и шмурдяком становилось все тяжелее.
Впереди находился овраг метра на три глубиной, обойти его нельзя, говорили там мины, надо спускаться вниз по веревке, потом подниматься с другой стороны. Задачка не из легких, особенно с грузом. В голове я делаю вывод, что война – это долго идти и редко стрелять. После оврага хочется бросить все и прилечь на землю минут на пять. Но нельзя. За оврагом поле, открытое пространство, которое нужно преодолеть быстро, чтобы не застали врасплох вражеские «мавики».
Поле постепенно подходит к концу, немного светает, и идти на ощупь уже не надо. Перед глазами сосновая роща. Нам туда. Ее делили между собой мы и ополченцы, которые уже вроде как не ополченцы, а армия