и при свете луны открывался прекрасный обзор на тропу, уходящую в лес. Наскоро оглядевшись по сторонам, я ступила на нее. Спекшаяся после нескольких недель засухи земля была твердой, и хруст сухих веток, на которые я наступала, разносился далеко в ночи. Иногда калитка перголы оставалась открытой, но в ту ночь мне не повезло. Это означало, что мне предстоит пройти долгим кружным путем, а потом еще и протиснуться сквозь прутья кованой ограды. Много лет назад я избрала эту изолированную часть Хэмпстед Хит местом своих ночных рандеву, потому что здесь всегда было полно людей – мужчин, – которые выбирали для променада наименее заметные тропы под сенью деревьев. Я никогда не ощущала какой-либо угрозы, исходящей от них. Напротив, я знала, что, если что-то пойдет не так, смогу привлечь их внимание, позвав на помощь. Поэтому хруст сломанной ветки, раздавшийся неподалеку, не заставил меня повернуть голову. Шелест листьев не заставил встревожиться. Я просто продолжала свой путь к ограде, не глядя по сторонам.
Там оказалось темнее – близко растущие деревья заслоняли лунный свет. Пригнувшись, я протиснулась сквозь щель в ограде и резво зашагала к стене. Следуя вдоль нее, уперлась в заросли декоративного кустарника и нырнула прямо в них. Увидев, что курьер уже поджидает меня в тени, под крышей перголы, я ощутила, как тело пронзает заряд волнующей энергии. Курьер расстегнул куртку, чтобы вытащить пакет, и наш обмен был завершен буквально через мгновение. Я позволила ему уйти первым, выждала несколько минут, а затем вернулась на тропу, которая вела обратно, к дороге. За спиной раздавались хруст веток и шелест листвы, но я начисто игнорировала эти звуки, лишь ускоряя шаг. Когда я сошла с тропы, возле Уайтстоунского пруда не было ни души и на дорожках вокруг него стояла тишина. Добравшись до флагштока, я принялась спускаться с холма, направляясь в сторону дома. Думала я тогда лишь о том, что чем скорее высажу этот черенок, тем больше шансов будет на то, что он приживется.
Было далеко за полночь. На главной улице – ни одного прохожего. Свернув в нужный переулок, я поспешила ко входу в дом, погруженный в абсолютную тишину. Поднимаясь по лестнице, старалась не шуметь. Дома я сбросила отцовский плащ, натянула защитный комбинезон и, не выпуская из рук пакета, отправилась в кухню, лелея мысль о том, что, если бы мне удалось вырастить из этого черенка жизнеспособный экземпляр, это был бы первый подобный успех в нашей стране. Сказать, что я была взволнована, – несправедливо по отношению к тому, что я на самом деле тогда переживала.
Включив верхний свет в парнике, я положила полученный от курьера пухлый пакет на лавку рядом с собой и принялась его разглядывать. Внутри оказалась коробка, в несколько слоев обернутая китайскими газетами. Я слой за слоем снимала упаковку, разглядывая фотографии людей в газетах и фантазируя, что в них могло быть написано. Наконец, в руках у меня оказалась небольшая жестянка из-под табака. Такая оплошность заставила меня недовольно сдвинуть брови. Металл препятствовал циркуляции воздуха. Черенок не мог