align="center">
День 2
Натка почти не спала. Ей мешал рев ветра, который бился о стену покосившегося деревянного домика. Кровать с проржавелой сеткой и худым влажным матрасом постоянно скрипела, стоило ей пошевелить рукой или ногой. Эту ночь она просто пролежала в тишине, рассматривая потолок. Заснула только под утро, когда на стене из окна редкие лучи солнца наляпали желтый прямоугольник.
Гумилев с Мишкой вчера привели ее с Федором в старый дом научного сотрудника, располагавшийся на северной оконечности острова. Неподалеку стояла и небольшая вышка – пункт наблюдения за китами. Из раскрашенного в голубой домика с покатой деревянной крышей вырывалась стрела антенны, острым когтем пронзая картину пасмурного неба. Домик был сложен как избушка и, скорее всего, по тому же методу – Натка особенно не разбиралась в местной архитектуре. За годы простоя краска облупилась и выветрилась, словно у домика было заболевание кожи – остов был испещрен рваными пятнами, обнажавшими отсыревшее дерево. Перед входом в дом стояла покрытая ржавчиной жестяная бочка, полная до краев воды. Со всех сторон дом обступали низкие кустарнички, и, чтобы пройти ко входу, приходилось широко шагать, придавливая листья к земле.
Видимо, биолог сам был здесь недавно, и ничего в доме не было обустроено. За порогом в Натку впился затхлый запах пыли и плесени. В домике было всего две комнаты, не считая небольшую прихожую. В первой, с окнами, выходившими в сторону океана, стоял низенький стол и пара табуреток. У стены стояла печь-буржуйка, черный домоход которой выходила из потолка. Рядом были свалены дрова, большинство были отсыревшими. Видимо, из-за этого рядом валялись в великом множестве книги с выдранными страницами. Для любившей читать Натки поначалу это было кощунство, но она еще на Беринга привыкла, что книги здесь для розжига. Во второй комнате с одной стороны высились деревянные, топорно сбитые нары с побледневшими и выцветшими матрасами. В одном из них был разорван край, из которого торчали грязные ватные потроха. Напротив стояли две сеточных кровати, также с матрасами. На одной из них и провела ночь Натка.
Она проснулась от запаха чего-то вареного. Дом наполнился горячим паром, валившим со стороны печки. Натка, потянувшись, встала. Тело ломило, голова была ватной, а нос полон соплей. «Простыла чуть», подумала она, чувствуя, как валится обратно на жесткий матрас. Силой воли она заставила себя встать на ноги. У нее всегда было правило: если чувствуешь себя больной с утра, разогрейся хорошенько и начни что-то делать. Если болезнь уходит, то это просто трюки ленивого ума. А если нет, то действительно придется отлежаться. Натка надеялась, что это именно первый случай: боязливое тело просто избегает действий в новом для себя места, ища комфорта во сне и постели.
Она прошла на «кухню» – так она стала называть место, в котором стояла печка. На широкой чугунной поверхности стояла широкая алюминиевая кастрюля с вмятиной на боку. Поверхность воды в ней бурлила, сквозь лопавшие белые пузыри проступало что-то коричневое и сново ныряло внутрь, в недра пены.