даже не представляешь, как я рад за вашу маленькую дружную семейку, – иронично огрызнулся я и, отпив еще, погонял виски во рту. Язык, как ни странно, всё не мог забыть отвратного, с несвежей горчинкой, вкуса слизи. – Но мне бы мою Цепь, раз я такой умница. А то, знаешь ли, голыми руками с шишигами драться – не совсем мой конек.
– Не зарывайся, – Табита грозно сверкнула болотом глаз поверх полупустого стакана. – Моё признание твоих заслуг еще не означает, что я тебе доверяю. Это просто констатация факта, ага. Сегодня ты справился, но что будет завтра? Задушишь этой же цепочкой как последний гамон?
– Да не, подруга, – оскалившись, зло хохотнул я. – Она ведь лопнет на твоей шее!
– Ну и смелый же ты, сынок, – Табита угрожающе понизила голос, но во взгляде ее промелькнула искра веселья. – Когда-нибудь это сыграет с тобой плохую шутку, но пока… Вот, полюбуйся.
Табита потянулась вперед, навалившись на стол мощной грудью, и по дереву, испещренному короедом, скользнула маленькая книжечка. Когда та уж хотела пролететь мимо, я прихлопнул ее ладонью, точно неосторожную мышь. А когда поднял ладонь, брови мои поползли вверх.
Передо мной лежала небольшая, с красный документ Вилли Кибельпотта, книжица. Тонкая, в черной кожаной обложке с круглым оттиском – какая-то колючая башня на фоне очертаний гор.
– Познакомься, – со скучающим видом вставила Табита, – та дылда на гербе – это Глёдхенстаг. Даст Хрем, побываешь там, чтобы познакомиться с местными обитателями. Скажешь им «спасибо» за ошейник.
Обложка сочно хрустнула, добротная желтоватая бумага зашуршала, перевернувшись. На первой странице синела надпись: «Главное цеховое управление Бехровии», – а ниже, под заголовком «Догматы цехового братства» бесконечным списком уходили вниз нудные правила. Читать я их, конечно, не буду.
– Зря догмы пропускаешь, сынок, – усмехнулась в стакан мастерша. – Хорошо бы знать их, если встретишь ублюдков из Белого братства. Чтобы им самим напомнить.
– Мой талант в импровизации, – отмахнулся я, листая дальше.
И на следующей странице виски чуть не встал мне поперек горла.
– Спасибо вам от Бруга, что пихнули его в свой гребаный цех, – начал я, откашлявшись, – но…
– Всегда пожалуйста, сынок, – хохотнула Табита и отсалютовала мне стаканом. Строжка машинально кивнул, не вникая, и продолжил калякать карандашом.
– …но какого беса я теперь «Шваржаг»? – я запнулся; верхняя губа застыла то ли в усмешке, то ли в гримасе отвращения. – «Бруг Шваржаг»?!
– А что? – фыркнула Табита. – По-моему, очень остроумно. С предгорского это переводится как «черная куртка», ага.
– А звучит как «шваль»! – в сердцах захлопнул я цеховую книжку.
– Что тоже очень тебе подходит, – женщина не улыбнулась, но в ее взгляде отчетливо читалось ехидное удовлетворение. Добив виски одним богатырским глотком, Табита коснулась волос над правым ухом – и между пальцев у нее возникла мятая сигарета.
В висках у меня загудело, пересохло во рту.