Мы то же присоединились к атаке, и уже через секунды в обе стороны летела груда земляных снарядов и патронов. А Юрка поднял такой столб пыли и земли, что возле него ни в ту, ни в другую сторону стало почти не видать. Обе женщины, завидев этот земляной вертеп и уже мало контролируемый хаос, побросали в стороны свои тазы с чистым бельем и с криками «бестолочи, что ж вы делаете» бросились нас разнимать.
Так битва и закончилась, толком не успев начаться… Кого-то из нас похватали за руки и шиворот, другие стали сами разбегаться: кто за гаражи, кто в подъезд, кто побежал на детскую площадку и уселся на качели, типа он примерный и в безобразии не участвовал. Только вот победителя выявить так и не удалось…
Сидя на качелях, я с досадой наблюдал, как зарывают нашу траншею, банку с соляркой то же не удалось спасти в этом земляном урагане, и я поволочился домой…
Вариант – мгновение
Был очередной летний день. Какой по счету не помню совершенно. Мы растворялись в лето, а лето в нас. От нашей земляной бойни не осталось и следа. Дождем прибило земляную россыпь, что раскидали мы по всему двору в наших яростных атаках, и протоптанные дорожки меж зарослей травы вновь сделались твердыми, как асфальт. Место, где недавно была траншея с трубами, затянуло новой порослью, и о ней напоминала лишь легкая впадина. Мы переключились на новые забавы: играли в казаки-разбойники, гоняли мяч или лапту. Когда уже были отбиты все пальцы на руках, то переключались с лапты на мяч. Когда сбивали колени с ладонями, наставало время казаков-разбойников. Надоедали разбойники с казаками, мы, как «бандар-логи», прыгали по крышам местных гаражей, пока какой-нибудь автолюбитель, сходя с ума от постоянного: бум, тыг-дым, ба-бах; бум, тыг-дым, ба-бах, не хватался за то, что было под рукой, чтобы швырнуть в нас это. Или же не хотел залезть к нам наверх, чтобы схватить хотя бы одного из нас, и предать уже, наконец, святой инквизиции. Тогда мы, как бесстрашный десант, сигали с гаражей вниз и замирали шагах в тридцати от них, как стая настороженных сурков, надеясь, что разгневанный автолюбитель погонится за нами, и мы, дразня его «старый дед, старый дед, разобрал свой драндулет», растворимся во дворе, как стайка мелких рыбешек…
День шел за днем, но беспечной, мирной жизни положил конец дневной показ по телеку многосерийного фильма – «Семнадцать мгновений весны»1.
К пяти часам дня двор намертво пустел и стихал. И взрослые, и дети шли и бежали занимать лучшие места перед телевизором, чтобы посмотреть очередную серию: про радистку Кэт, невозмутимого Штирлица и проницательных, и вечно что-то подозревающих Бормана и Мюллера. Иногда я ходил посмотреть очередную серию к Димке, иногда он ко мне, а уже вечером все хором высыпали обратно во двор: бабулькам нужно было перемолоть кости мерзавцам Борману и Мюллеру, дамам помоложе обсудить несравненную игру красавца Тихонова2, нам же предстояла наиважнейшая