почти все, группенфюрер, – ответил Мацке, – только сами немцы провели денацификацию и все фашистские проявления пресекают с такой жесткостью, что и гестапо фору дадут в некоторых вопросах.
– Вот как? – задумчиво произнес Мюллер. – Немецкий народ против…
– Вот так, группенфюрер, – как эхо отозвался Мацке, – не заслужили немцы таких руководителей.
– Спасибо, Пауль, просветил, – сказал Мюллер. – Пойдемте коллега Казен, проводите меня на улицу, что-то стало душно.
Я встал, взял Мюллера под руку и вывел на улицу.
– Что скажете, коллега? – спросил меня Мюллер.
– Я это предполагал, и кое-что уже знал, бригадефюрер, – сказал я.
– Знали и ничего не сказали? – возмутился шеф.
– А вы бы мне поверили, если бы я что-то вам рассказал такое? – спросил я.
– Пожалуй, не поверил бы, а приказал вас арестовать, – со вздохом произнес Мюллер. – Что будем делать?
– Если вам достаточно информации, то пора возвращаться домой, – сказал я.
– Как мы это будем делать? – спросил шеф.
– Очень просто, на счет три вы щиплете за руку меня, а я вас, – сказал я и начал счет.
Глава 23
Мюллер очнулся первым и толкнул меня в плечо.
– Что-то я задремал, – сказал он, – смотрю, и вы тоже задремали. Как думаете, не пропустить ли нам по рюмочке по случаю Рождества, а то я что-то продрог, как бы не простудиться на праздник?
– Сейчас, бригадефюрер, – сказал я, открыл дверь и попросил фрау сварить нам кофе.
Когда я вернулся с бутылкой шнапса и нарезанной ветчиной, Мюллер сидел в кресле и обнюхивал свой свитер, осматривая его и свои ботинки.
– Вам ничего не снилось на Рождество, коллега Казен? – спросил шеф.
– Снились всякие рождественские истории, – улыбнулся я.
– Давайте выпьем за то, чтобы наши сны не становились явью, прозит, – и мы выпили.
Пережевывая ветчину, Мюллер внезапно спросил меня:
– Дитмар, о ком я сейчас думаю?
Понятно, проверка. Шеф решил проверить, реальны ли были события, которые произошли с нами в течение нескольких последних часов. Можно включить дурака и сказать, что он думает о Марлен Дитрих, только, как мне кажется, Мюллер поймет, что я веду с ним нечестную игру.
– О Пауле Мацке, бригадефюрер, – доложил я.
– Налейте еще, – сказал Мюллер и придвинул ко мне свою рюмку.
По второй выпили молча, и не чокаясь.
– Наливайте еще, – сказал шеф.
Выпили по третьей.
– Значит, все это было? – спросил он.
– Было, бригадефюрер, – сказал я. – Если болит ребро левой ладони, то было, и Пауль Мацке был, и развалины дома были, и то, что он рассказал – все было.
– Мацке прав, – сказал Мюллер. – С Россией нам не нужно было воевать. Бисмарк был опытным государственником и, хотя он не любил Россию, но воевать с нею не хотел. Россию