и кормить тех, кто ночью приезжает.
– Ну хоть покажи, где комната-то.
– Ой, да что с вами сделаешь, – вздохнула девочка, словно маленькая старушка. – Пойдемте ужо, покажу. Пожитков-то много у вас, лирра?
– Только то, что на мне, – ответила я спокойно.
Скажет ли чего? Промолчала, кивнула только.
Комната, выделенная кухарке, не впечатляла ни размерами, ни обстановкой. Всего-то в ней и помещались кровать, небольшой столик и шкаф, куда я закинула свой узел. Даже нормального окна не было – только слуховое под самым потолком.
– А комната для девочек имеется? – полюбопытствовала я. – Туалет? Уборная? Сортир? Только не говори, что под кроватью ночная ваза!
– Уборная дальше по коридору, – нахмурилась девочка. – Но туда никто не ходит. Горшок-то всяко удобнее. Не нужно бегать никуда.
– А мыться где? – мрачная обреченность звучит в моем голосе. – Тазики?
– Прислуга в бане моется.
Цивилизация, чтоб ее! Водопровод, ага – размечталась, мать!
– Пошли, уборную покажешь.
Туалетная комната меня скорее порадовала, чем огорчила. Здесь в буквальном смысле пахло фиалками: в комнатушке был шкафчик, на полках которого лежали бруски фиолетового мыла. В Москве такие штуки были очень популярны – как-никак, ручная работа. Здесь же, поглядите, для слуг бесплатно лежит. Имелась и раковина с медным краном на деревянном столике. Унитаз, правда, от привычного вида отличался. Никаких белых фаянсовых друзей – только дерево, только хардкор. Собственно заместо унитаза был деревянный кубик с дыркой. Очень глубокой дыркой – я заглянула.
– А куда уходит… оно? – дипломатично спросила я. – Выгребная яма?
– Городская канализация, – с жалостью посмотрела на меня Лиска.
Действительно, чего это я!
– А потом? В реку? Как-нибудь очищают… это?
– А я знаю? Я же не льерра. Мое дело маленькое…
– Да-да, я помню, – перебила я. – Дежурство по кухне. Всё, ребенок, иди на пост. Дальше я справлюсь сама.
– Я не ребенок! – страшно оскорбилась Лиска. – Я уже взрослая!
– Для меня ребенок, – вздохнула я. – У меня дочке десять лет было, когда… в общем, десять было.
Девочка закусила губу, но спорить не стала – ушла. Я же схватилась за столик, пошатнувшись. Машка, как так-то! Неужели я тебя больше никогда не увижу? Даже издалека?
Сходила в туалет, умылась, обтерла тело влажной тряпкой, радуясь наличию воды, хоть и холодной, в кране, и пошла спать. Утро вечера мудренее. К слову, кровать была адски неудобной: матрас перьевой настолько мягкий, что я провалилась в него как в сугроб. Даже мой диван в московской квартире (теперь уже не мой и не в моей) был удобнее, хотя он еще Ельцина застал. Но выбора у меня не было – пришлось спать здесь. Простыни чистые – уже радость.
Проснулась от того, что в дверь тарабанили так, что она вся тряслась. Не хватало только криков «пожар».
– Занято! – крикнула я спросонья.
Неизвестный