узкой металлической дверцы, без какого-либо намека на кнопку электрического звонка – и нерешительно постучала. Калитка оказалась не заперта. С тихим скрипом она отворилась, обнажая кусочек двора и небольшое крыльцо с открытой верандой.
Я немного помедлила, а потом осторожно шагнула во двор. Он был выложен тротуарной плиткой. Слева, возле забора, росла сирень, а справа располагалась широкая клумба с мохнатыми пионами.
Я прикрыла за собой дверцу и громко позвала:
– Здравствуйте! Есть кто-нибудь дома?
– Есть.
Из-за кустов вышла высокая красивая женщина в длинной пестрой юбке. Ее темные волосы были собраны на затылке в узел, запястья рук украшали широкие браслеты, а шею – нити разноцветных ожерелий.
– Здравствуй, – сказала мне женщина. – Кто ты такая?
– Я – Саша, – ответила ей. – Простите, что отвлекаю вас от дел. Мы с бабушкой собирали в лесу землянику, я ушла вперед и заблудилась. Дайте мне, пожалуйста, немного воды. Я больше часа плутала в чаще, пока не вышла к вашему дому, и мне ужасно хочется пить.
– Бедный ребенок, – пожалела меня женщина. – Сколько же тебе лет?
– Двенадцать.
– В самом деле? – женщина окинула меня внимательным взглядом. – Я бы дала не больше десяти. Идем в дом, я налью тебе сока. Или лучше чаю?
Она поманила меня за собой.
Внутри пряничный коттедж оказался похож на кукольный домик. Его стены и обстановка были выдержаны в серых, розовых и лиловых цветах. На изящных столиках и комодах лежали кружевные салфетки, диванные подушки украшали крупные розы, вышитые яркими нитками, а кресла и шкафчики казались такими легкими и миниатюрными, будто предназначались для фей.
Вокруг царила идеальная чистота. При этом в воздухе едва ощутимо пахло сладкой гнилью. Бабушка называет такой аромат запахом беды.
– Как мне к вам обращаться? – спросила я хозяйку дома, когда она привела меня в кухню, такую же розово-лиловую, как и другие комнаты.
– Меня зовут Клавдия, – ответила та, наливая в стакан яблочный сок. – Ты, наверное, проголодалась, Саша? Хочешь кусочек пирога?
– Не откажусь, – улыбнулась я, принимая из ее рук стакан. – Я и правда очень голодна.
– Бедняжка, – покачала головой Клавдия. – Ты живешь за лесом, да? В Агеевке?
– Я живу в городе, – ответила, усаживаясь на белый деревянный стул. – В Агеевке мы с бабушкой отдыхаем. Она на месяц сняла для нас домик.
– Понятно, – Клавдия открыла холодильник и вынула из него блюдо с домашним пирогом. Запах гнили стал сильнее. – А родители у тебя есть?
– Есть, – кивнула я. – Папа и Лиля.
– Лиля – это мама?
– Нет. Мама умерла, когда мне было девять лет. Лиля – это вторая папина жена.
– Стало быть, она твоя мачеха?
– Ну да.
– Как же ты с ней живешь? Дружно?
– Я с ней не живу. Когда у Лили родился Даня, папа отправил меня к бабушке. Теперь я живу с ней.
– Печально.
Клавдия достала из шкафчика банку со сгущенным молоком и принялась обмазывать им пирог.
– Почему печально? – я пожала плечами. – У них своя семья. Мне с бабушкой лучше. Кстати, надо ей позвонить и сказать, что я здесь. Она, наверное, очень волнуется.
– Конечно, волнуется.
– Только у меня нет мобильника. Я не стала брать его с собой в лес.
– Не переживай. Ты поешь, и мы позвоним твоей бабушке с моего телефона.
Когда хозяйка дома отвернулась, чтобы убрать сгущенку, я вылила сок в стоявший рядом горшок с фиалкой.
– У вас красивый дом, – заметила я. – Нарядный, как пирожное. Только я почему-то не увидела в нем ни одного зеркала.
– Мне не нужны зеркала, я и так знаю, как выгляжу. – Клавдия усмехнулась и поставила передо мной блюдце с куском пирога. Я едва не задохнулась от ударившей в нос вони. – Угощайся, Сашенька.
Я улыбнулась, изо всех сил подавляя рвотный рефлекс, и попросила:
– Можно еще сока?
Она кивнула и отвернулась к холодильнику. Я же вынула из кармана спортивных штанов небольшое зеркало – круглое, в деревянной рамке, с крышкой и спрятанной выдвижной ручкой.
Ну, свет мой зеркальце, покажи, как на самом деле выглядит это жилище.
Я подняла стекло на уровень глаз и вздрогнула. Вместо лиловых стен в нем отразились темно-коричневые бревна с клоками паутины, вместо кухонного гарнитура – сваленные в кучу кособокие ящики, вместо белоснежного холодильника – ржавая морозильная камера с полуоторванной дверцей.
Стол, за которым я сидела, превратился в колченого облезлого уродца, покрытого засохшими пятнами краски. Среди этих пятен стояла грязная тарелка с куском пирога, расчерченного зеленоватыми линиями. Очевидно, перед тем, как подать его мне, пирог полили какой-то магической дрянью.
У меня внутри все похолодело. Вот тебе и кукольный домик.
Его