как же камеры? Они же тут на каждом шагу? – удивилась Майя.
Главный печально вздохнула.
– На этом этаже тогда был ремонт: стены красили, потолки, проводку проводили, серверную нам оборудовали новую, всё переподключали и настраивали, рабочие в масках и комбинезонах туда-сюда ходили. Камеры на нашем этаже пару месяцев не работали, только в лифтовом холле. А в тот день и там не видно ничего было – маляры потолки закрыли плёнкой: вечером, после того, как все уйдут, они стены собирались перекрашивать. Как знали! – нервно усмехнулась Главный.
– Думаете, специально так всё подстроили? Чтобы невозможно было установить передвижения людей?
– Ну, нет, Майя, это ты детективов начиталась. Я думаю, совпало. Какие у Ани враги в неполных тридцать лет? Она тогда ни с кем не встречалась вроде, из родственников мама и тётя. Здесь все её любили. Характер у неё был спокойный, ну, любопытна была, да. Но за это не убивают.
– Не убивают… наверное… – задумчиво пробормотала Майя. И подумала: «А за что убивают?»
Надевая пальто у окна, призрачным барьером отгораживающего её от мира, Зам, пребывая в пропитанной винным купажом истоме, окинула тёмный силуэт Южной башни. Свет еще горел на нескольких этажах, но большая часть тружеников этого улья уже упорхнула по своим домам, оставив пристанищу повседневных будничных дел только померкшие пустоты своих клеток. Окно Германа зияло чёрным ничто, никем не одушевлённое, но ждущее своего воскрешения в нечто завтра, чтобы стать опять может и неживым, но существующим, не оболочкой, а наполненным содержимым. Бытие и сущность Анны Лабзиной в прошлом тоже были реальны, а затем кто-то жёстко прервал их течение, оставляя живущим мучиться вечным вопросом о судьбе души после смерти тела.
Москва. 12:04. Октябрь, 15, Вторник
Южная башня.
Дождь лил стеной уже второй час. Прямыми дискретными линиями, простреливающими с неба, вертикально расчерчивая и полосуя пространство. Он заглушал любые другие звуки, кроме собственных шумов. Иногда он по косой бил в окна Северной башни, барабаня по стеклу, теряя свою мощь при столкновении с прозрачными препятствиями и, как будто ещё больше злился от этого. Южную же в такого вида нападении он всегда обходил стороной. Герман удивлялся этому парадоксу природы, ему не было страшно принять удар на себя, и иногда он даже хотел этого, но ледяные струи не спешили связываться с его монолитным убежищем, только грозно шипели издалека, не приближаясь, не врезаясь в окна его кабинета, они старались не нарушать одиночество затворённого в нём человека. Он отвернулся от причитающего слезами явления, мешавшего ему видеть сквозь разгневанную стихию ту, что в башне напротив держала оборону. Сегодня Герман не видел Майю.
Он пил кофе в своём кабинете, отрешённо уставившись на маленький предмет в руках. Это был, по-видимому, брелок для ключей, отлитый из металла в виде трёх переплетённых между собой треугольников. Он нашёл его на участке с незавершённым строительством,