его не особенно волновало, зачем менты нас поймали, за что врезали ему по шее, почему потом отпустили и кто заварил всю эту кашу.
«Всё верно, – подумал я. – Это мои дела. Докопаемся сами. Макса в эту тему втравливать незачем. Меньше знаешь – крепче спишь».
– Но вот что, Пит, если ты решил, что я из-за этих дебилов передумаю ехать, так ты даже не надейся, – продолжал Макс. – Я тебе говорил: надо валить поскорее. На все лето. Меня уже весь этот город достал. Еще немного, я тут сожгу что-нибудь. Или взорву.
Он взял гитару за гриф и поставил на пол, как винтовку. Самодельный усилитель («комбик», – называл его Макс) угрожающе зарычал. Макс повернул на гитаре ручку, и комбик притих.
– Мне денег прислать должны, – сказал я.
– Фигня. Костика разведем. Пусть мать потрясет. Интересно, как она его вообще с нами отпустила?
Я-то как раз знал, как все произошло.
Мать Костика хотела, чтобы он поступил в университет, причем непременно на экономический факультет. Рисование, пиво и общение с друзьями перспективным не признавалось, а Макса с Шерифом она вообще считала бандитами и хулиганами (здесь маскарад Макса сработал вполне). Со мной мать Костика общалась охотнее и видела во мне достойного старшего товарища, способного вытянуть ее сына из мутных волн богемы.
И вот с неделю назад она позвонила мне и строго спросила, про какую еще поездку только что проговорился ее сын? Я не стал врать и, как обычно, позволил себе только легкую вольность: я объяснил, что мы решили подработать летом, чтобы меньше зависеть от родителей, и для этого завербовались в археологическую экспедицию. Там мы сможем найти новых друзей и окрепнуть физически, – добавил я, и совершенно напрасно: услыхав про новых друзей, костикова мамаша не на шутку забеспокоилась. По счастью, мне удалось уверить ее, что девочки и мальчики, которые увлекаются историей, совершенно безвредны, а наш руководитель – тот и вовсе святой человек, подвижник. В ответ на вопрос: а кто же он такой? – я без зазрения совести нарисовал ей детальный портрет старого друга нашей семьи, доктора Бориса Аркадьевича Лившица.
– Я, короче, его матери наплел, что мы едем в археологическую экспедицию, – сообщил я Максу.
– И чего? Клад поедем искать?
Я засмеялся.
Макс между тем добыл из-под кровати довольно подробную карту автомобильных дорог8 и показал мне.
– Нам бы хотя бы километров за двести по трассе отъехать. Оторваться. А то мне иногда кажется, что мы тут как будто под колпаком живем. И воздуха становится всё меньше…
Он пошуршал картой и снова взглянул на меня:
– Помнишь, был фильм такой? Парень живет в городе, семья у него, все такое, каждый день на работу ходит… Но каждый раз, как собирается из города уехать, что-то ему все время мешает. То пробки на дорогах, то мать заболеет. А потом оказывается, что все это – телешоу, и родился он в телешоу, и прожил там все двадцать пять лет, все время перед скрытыми камерами… И никуда тебе не деться, ни тебе, ни детям твоим…
Конечно, я помнил этот трогательный фильм9. Там вокруг города