Олег Северюхин

Кольцо приключений. В семи томах. Книга 4 Кольцо 2050 года


Скачать книгу

смотри на него, Василич, на нас похож и по-нашенски говорит, а сам чурка с глазами, – сказал Павел Иванович. – Прокормить-то мы тебя прокормим, а вот с документами дело плохо и платить мы тебе не сможем, потому что бухгалтерия повсюду, но вот кормильца тебе определить можем. Поставим его на сдельную выработку и он, как активный работник, будет получать больше и часть заработанного отдавать тебе. То есть тебе он отдавать ничего не будет, денег у нас и в помине нет, но с помощью своей карточки будет оплачивать то, что тебе нужно. Ферштеен?

      Я как дурачок кивал головой. Практически я отдавал себя в рабство Василичу. Бесправная скотина, которая может работать, и кормилец будет давать мне приварок на заработанное. А если «кормилец» окажется сволочью? Не жизнь, а хуже рабства будет. Я-то ферштеен, но вот как появится возможность, так я не посмотрю на твой белый воротничок и врежу от всей души, но со всей пролетарской ненавистью. А от чего это идет? Городской закон о мигрантах разделяет на людей и на нелюдей.

      Это и раньше было так. Любой город возьми, любую страну. Проповедуют о демократии и свободе людей на место проживания и работы, а как коснись, так все это оказывается пустыми словами, потому что все боятся, что на сладкие и богатые места приедет огромное количество людей. А так оно и будет, потому что двадцать процентов людей потребляют восемьдесят процентов того, что создано во всем мире, а восемьдесят процентов остальных людей пользуются оставшимися двадцатью процентами. Несправедливость налицо. Ликвидируй эту несправедливость и не будет такого перекоса в миграции. Не будут негры сопли на полюсе морозить. Да и Василич с сегодняшнего дня приобрел себе работника, которому по марксовой теории нечего терять, кроме своих цепей и который является могильщиком капиталистов. Вроде бы ничего еще и не произошло, а люди уже стали думать, как настоящие революционеры.

      – Ты, как там тебя, – мастер показал на меня пальцем, – ты чего умеешь делать?

      – Я стихи умею писать, – сказал я.

      – Стихи, – удивился Павел Иванович, – а ну-ка, сбацай чего-нибудь.

      Каждый день начинается утром

      На восходе большого нуля,

      Мы с тобой одеваемся шустро

      Как весной во дворе тополя.

      Ежедневно с утра просыпаясь,

      Нанизаю свой нулик на гвоздь,

      И в окно на простор вырываясь,

      Отпускаю я жизнь «на авось».

      – Ты смотри, складно, а ну-ка, дай напишу себе на память, давай, диктуй, – сказал мне мастер.

      Я продиктовал, а он записывал, то есть печатал на клавиатуре.

      – Молоток, иди, работай, – и Павел Иванович уткнулся в экран монитора.

      Мы вышли. Василич сказал:

      – Так и знал, что ты человек не простой. Держи эту линию парень, вылезешь в композиторы и сразу элитой станешь, ценить тебя будут, орденами разными награждать и деньгами, потом меня, может, вспомнишь, – кормилец приобнял меня за плечи, и мы вышли из кабинета мастера.

      Глава