занимательно было. Один профессор его записывал, а потом говорил, что все, что старичок говорил, наяву сбывалось. Не знаю, если большевики старичка в расход не вывели, то найдешь его там. О других настоящих ясновидящих я и не слыхала. Промеж нас слухи о чудесниках ходят, да только и среди нас немало людей, которые только представляются ясновидящими. А вот ты, батюшка, скажи мне, помогаю ли я России тем, что военным клиентам на вопрос об их будущем заставляю бумажку вот из этой вазы вытянуть. А там, в вазе, одни бумажки с черными крестами, да и штук пять с изображениями железного креста, для героев. Большинству достается черный крест, может, будет о смерти думать, да и души людские губить меньше будет. А ты, батюшка, не хочешь судьбу испытать?
Вот, хитрая старуха, «поднимает» боевой дух воинов доблестной германской армии. Каково-то ехать на фронт человеку с черной меткой. Я сунул руку в вазу, поперебирал бумажки, все одинаковые и вытянул одну. На ней было изображение железного креста.
– Везучий ты, – сказала гадалка, – поедешь в Россию, чаще оглядывайся, таких как ты многие не любят.
Это уж точно и не только в России.
Глава 7
По радио сообщение. Связной быстро добрался до Центра. Похоже, что он где-то в одной из нейтральных стран и там воспользовался радиостанцией.
Фреду. Ожидайте М. Все инструкции у него. Мария.
Надо же. Проснулись, и это положительно. Возможно, просто им не до меня. Под Москвой положение тяжелое. М – это, вероятно, Миронов. Дай Бог, что войну переживет и дальше жить будет.
Ездить в командировку с начальником это удовольствие. Все и везде организовано, никаких задержек и тебе достается часть благ, приготовленных для начальника. Минское гестапо выделило для меня машину гестапо с водителем и офицера для поручений. Поехали на машине, благо партизанское движение было в самом зачаточном состоянии, если не сказать – в эмбриональном, а большие трассы хорошо охранялись, и на них было достаточно интенсивное движение.
С удалением от трасс жизнь как бы замирала. Нет, замирала – это сказано неправильно, жизнь шла сама по себе, как будто рядом не было никакой войны и люди жили по своим правилам и обычаям. На деревню были один-два полицейских, которые занимались своим хозяйством, а к пятнице писали рапортички в районное управление полиции. Народ немцев не шарахался.
Секретарь районной управы слышал о деде Сашке в одном из отдаленных хуторов.
– Малахольный он какой-то, – сказал секретарь, парень лет двадцати двух, у которого одна нога была короче другой, поэтому он и не был взят в армию, о чем чуть было не ляпнул в разговоре с нами. – Мухоморной настойки напьется и несет всякую чушь, а кто вместе с ним этой настойки выпьет, то же самое видит, что и дед Сашка.
Мало ли что народ будет говорить о том человеке, слава о котором до Берлина докатилась.
Поездка к деду напоминала войсковую операцию. Нас сопровождал взвод охраны. Со мной был повар, портной из местечка с черным костюмом и швейной машинкой и районный