что Иван вовсе не врал, когда говорил Ирине, что работает исключительно когда этого пожелает. Впрочем, работал он много. Почти всегда. Даже стоя у подножия этой церковной паперти и разглядывая в восхищении грациозную девушку в летней шляпе, он в каком-то смысле тоже работал. Прикидывал ее цвета, ауру, космическое воплощение ее «я» на бумаге – в карандаше, акварелью, темперой.
Рожденный в семье советского художника Федора Чемезова, Иван буквально вырос с кистями в руках, и опыт, время, желание и талант – все сошлось в одну точку. Прирожденный художник.
Правильное место, правильное время. Правильный Ванька Чемезов.
Все сложилось в его пользу, хотя он об этом не просил и не прилагал особых усилий для собственного продвижения или, как это опять же модно говорить, пиара. И при этом Ванька Чемезов – счастливчик, вечно растрепанный и с перемазанными краской пальцами, он никогда не знал тех сложностей, что стоят на пути у многих. Двери, закрытые перед всеми, открывались перед ним сами собой и без каких-либо усилий с его стороны. Достаточно было рисовать – остальное брала на себя фортуна и многочисленные родительские связи.
Собственно, достижениями своими Иван Чемезов никогда не гордился, а эпитет «тот самый» вызывал у него какую-то брезгливость и насмешку.
Он держался просто, хотя и не был простым человеком. С ним всегда было легко, хотя за этой легкостью стояла жажда большего, очередная мечта. Создавалась иллюзия простоты и понятности, но, по сути, его мало кто знал.
Но любили многие. Женщины, галеристы и искусствоведы. Его, обаятельного и задорного чертяку, любили все и всегда, даже дворовые собаки и соседские коты, и он привык к этому, но не кичился, что тоже было своего рода достижением. Свои успехи Иван воспринимал как нечто случайное, неконтролируемое и ничем не заслуженное. Он никогда не приписывал себе успех, в конце концов, что тут такого, если с самого детства Ванька Чемезов просто любил рисовать.
Эта простота характера, редкая самобытность, проявлявшаяся в манере вести себя, держаться и говорить, вся его суть и отражалась в его картинах: небрежные мазки, виртуозное владение мастихином – и готово. Легкомысленные особы оживали на его картинах, а сомнительного вида пропойцы в прокуренном кабаке смотрелись интересно на любой стенке. Иногда мелочи становились для Ваньки Чемезова артобъектами. В то время как настоящие артобъекты могли разочаровать Ваньку Чемезова. Он быстро загорался и так же быстро затухал.
Но Ваня был честен с собой и другими – редкое качество, – прямолинеен до грубости, был предан тем, кого любил, а любил он почти всех. Он, как и Ирина, думал, что не бывает людей совершенно плохих или совершенно хороших, и во всем был склонен оправдывать окружающих с тем расчетом, чтобы окружающие потом простили и ему все его промахи.
А промахов-то хватало.
Женщины, галеристы и коты – Чемезов всегда находил с ними общий язык. Галеристы любили успех, выраженный в цифрах. Котов Ванька Чемезов всегда подкармливал колбасой, закладывая надежный фундамент под храмом котовьей