сердечко моё? – тяжело выдохнул дед, крестясь.
– Только что он был на колокольне! – вилась вокруг деда Маша. – Он позвал меня в Иерусалим! Дедушка! Может, это судьба? Разве ты не предупреждал меня, что так должно будет случиться?
– Ай-ай-ай, – запричитал старик, понимая, что случилось непоправимое. – А я-то и не понял, чего это Велимирушка так забегал! А он беду почуял. Раньше меня почуял. Раньше, чем я, старый, почуял радость… Ну, ничего, внученька, радость и беда – две стороны нашей жизни. Не зная одной, не оценишь другую, – дед Аникей нежно погладил внучку по голове, и поцеловал в лоб: – Я хочу видеть этого Иерусалимского гостя!
Бубен и Кольт
Аркадий лежал на раскладушке посреди комнаты. После вчерашней попойки со школьным другом его немного подташнивало. Аркадий хотел пить. Рассовав по сторонам посуду, он воткнул в освободившийся проём раковины голову, и долго с жадностью пил воду из-под крана. Внезапно, как очумелый, он сорвался с места и помчался в туалет.
– Ты чем меня напоил, чудовище?! – успел крикнуть Аркадий, и его стошнило.
На кровати валялся, притворяясь спящим, Аркашкин друг, Сашка Бубен.
– Молчишь, гад?! – снова обращается к притворщику Аркадий. – Я тебе всё припомню, когда ко мне в Иерусалим приедешь. Буду поить палёной водкой из русских магазинов. Так и знай! Я тебе эту водку никогда не забуду, Бубен. И можешь дальше притворяться, что спишь, – Аркадий пробежал босыми ногами по кухне и с ходу запрыгнул на раскладушку, едва не завалив её набок.
Слушая притворное сопение Сашки, Аркадий закутался в одеяло. Сев поудобней, насколько позволяла раскладушка, он смотрел в окно, за которым раздавались первые звуки просыпающегося города. Аркадий вспомнил вчерашнего Ангела, так и не назвавшего своего имени, но позвавшего его на свидание. Фантазия быстро рисовала ему деревенскую картину, на которой колоколенка и часовня были изображены по утренней поре. И звонница была полна колоколами, и на часовне под весенним солнцем сиял золотой купол и крест. Аркадию даже на миг показалось, что это их сияние пробивается лучиком солнца сквозь занавески. А луч уткнулся в то место на стене, где висела старая школьная фотография. На ней Аркашка и Бубен, обнявшись, с сигаретами в уголках губ, стояли на задворках школы. «Восьмой… или девятый класс» – припоминает Аркадий, и проходит его обида на друга.
Фотоснимками обклеен весь угол, и на каждом – неразлучная парочка хохочет от собственных проказ. Старые снимки пробудили в Аркашке целый рой воспоминаний. Но все они быстро улетучились, едва он вспомнил о свидании, которое ему назначила милая и очень странная девушка.
– Ты даже не узнал её имени! – отговаривал Бубен друга от стихийно принятого решения. – А собираешься отвезти в Израиль. – Это не делается так скоро. Ты завязнешь здесь ещё на несколько лет, – пророчествовал Бубен, стоя в кабинке душа под струёй холодной воды.
– Она очаровала меня!
– Ну, очаровала! С кем не бывает. Сначала обворожат, а потом отваживают. Все они, ведьмы, одинаковые.
– Неправда! Всё было не так. Она мне почти сказала «да»… и назначила свидание.
Аркадий