Здорова-то она здорова, а толку от нее никакого.
– Какого же тебе толку?
– Известно, какого, – девчонке 16 лет, давно бы пора замуж. Но кто же ее возьмет?
– Ты шутишь, милейший Александр; если таких не будут брать, на ком же жениться?
– Ну, чего ты притворяешься? Как будто ты не знаешь, что только отъявленный мошенник, согласится стать мужем дочери трактирщика. Я об этом не мечтаю, не так глуп, не того прошу…
– Слушай, Александр, Анастасо… – Михаил внезапно запнулся.
– Что Анастасо?
– Я хотел сказать, она красива.
– Да ты уж это говорил.
– Нет, я хотел спросить, здорова ли она?
– Ты уж это спрашивал.
– Я все не о том. Она не ушла ли куда-нибудь из Константинополя?
– Чудак, куда же ей уйти? Эй, Анастасо, пойди сюда!
– Иду! – раздался звучный грудной голос, и в комнату вошла молодая девушка в простеньком полотняном платье.
Михаил недаром хвалил красоту Анастасо. Никто не мог устоять против жгучего взгляда ее черных глаз. Нельзя было равнодушно смотреть на ее густую черную косу. Фигура ее, точно изваянная, напоминала статуи древних мастеров, украшавшие константинопольские площади. Только руки – слишком большие – выдавали ее далеко не аристократическое происхождение.
– Привет тебе, Анастасо, – сказал Михаил, встал и поклонился.
– Добро пожаловать, – ответила девушка и, слегка кивнув головой, встала в угол и опустила глаза.
Михаил допил вино, взглянул на Анастасо, покраснел, взглянул на Александра, считавшего деньги, опять посмотрел на Анастасо, не поднимавшую глаз, и никак не мог начать разговора. Ему хотелось рассказать очень многое, но он не знал, с чего начать, и, главное, его смущало присутствие трактирщика.
– Чего вы молчите? – проговорил Александр, зевнув. – Я молчу потому, что мне спать хочется. Вы бы в ту комнату пошли, а я здесь прилягу.
– Пойдем, – почти шепотом сказал Михаил, и молодые люди, откинув занавеску, отделявшую трактир от жилой комнаты, вышли.
II
– Как ты живешь, прелестная Анастасо? – спросил Михаил, когда молодые люди остались вдвоем.
– Плохо, Михаил, – ответила молодая девушка. – Разве ты не видишь, что глаза мои заплаканы? Всему виной отец. Конечно, мы должны иметь почтение к родителям и повиноваться им, но всегда ли?
– Думаю, что всегда. Разумеется, если отец приказывает что-нибудь противозаконное, тогда можно ослушаться.
– Вот то-то и есть. А ты не можешь себе представить, что отец хочет сделать со мной. Вчера приходил к нам Петр Иканат, знаешь, тот скверный человек, которому ноздри вырвали за какое-то преступление. Его присылал богатый генуесский купец Руфини; он заходил к нам раза два и видел меня. Отец долго шептался с этим Петром и потом велел мне поговорить с ним. Он был пьян, от него страшно пахло вином и жутко было смотреть на его багровое лицо и выпученные глаза, говорил он несвязно, но долго. Далеко не все поняла я, на каждом шагу он повторял, что я красива, что