временам. А твари – это твари. Почувствуйте разницу! Просто он уверен, что девка прочухается до темноты. Но когда солнце сядет, а девка не придет в себя, мы поднимем бучу, мол, спайс у нас суровый, даже Стив больше суток в себя приходил. И попросимся внутрь.
– С оружием он нас все равно не впустит, – покачал головой Дэн.
– Скорее всего, не впустит, – признал Рэй. – Но нас четверо, а он один. По крайней мере, это шанс взять его за жабры. Других у нас нет.
– Тоже верно, – согласился Дэн.
5
На побережье царила глубокая ночь. Негромко шелестел прибой, накатываясь на пологий берег. Посвистывал в скалах холодный ветер. Изредка вскрикивали сонные чайки.
И еще тишину периодически нарушал странный звук – негромкий, но отвратительный, раскатистый, булькающий, раздражающий нервы ничуть не меньше, чем пронзительный писк вилки, которой скребут по тарелке. Кто-то на берегу явно пытался говорить, но получалось у него плоховато. Так мог бы разговаривать оживший полуразложившийся утопленник, проведший все лето в трясине:
– Ноаж!
Палец старшего матроса Таксынбаева побелел на спусковом крючке автомата. Один резкий жест со стороны договаривающихся сторон, внезапный порыв ночного ветра, неожиданный всплеск со стороны океана – и он готов был высадить весь магазин в жирного, зеленого, покрытого крупными уродливыми бородавками аквамена, которого держал на мушке, лежа в прибрежных кустах. Даже для понюхавшего на своем веку пороху морпеха-контрактника обстановка была психологически сложной. Назойливая мысль о незаконности его действий еще больше подливала масла в огонь.
Случись старшему матросу сорваться, произошла бы форменная катастрофа, потому что в воде у берега виднелись головы других тварей, внимательно наблюдавших за ходом переговоров. Если вдруг начнется стрельба, эти свирепые создания могут повести себя непредсказуемо. Скажем, порвать в клочья двух идиотов-контрактников, из фантастической жадности рискнувших глубокой ночью выбраться из подразделения и спуститься к смертельно опасной полосе прибоя.
А вот у сержанта Макарова нервы были, похоже, в полном порядке. Потому что он не лежал, мандражируя, в двух десятках метров от ихтиандра с автоматом в потных руках, как старший матрос Таксынбаев, а стоял по колено в воде прямо перед чудовищем, и в руке у него был только штык-нож, да и тот в ножнах.
– Ноаж! – снова утробно проквакал глубоководный, протягивая когтистую лапу с перепонками к штыку от модернизированного «калаша».
– Пёрл! – строго сказал сержант Макаров, пряча штык-нож за спину и не отводя пристального взгляда от земноводного монстра, в любую секунду готовый прянуть в сторону, освобождая Таксынбаеву линию огня. – Пёрл!
Железные нервы у товарища сержанта, в очередной раз отметил старший матрос Таксынбаев, старательно удерживая голову монстра в разрезе прицела – даже глаза заслезились от усердия.
Глубоководный взрыкнул, задрав башку, словно внезапно разъярился от назойливости Макарова, и сунул ему под нос здоровенный бородавчатый кулак.
Спусковой