не дано{184}.
И море вновь, и вновь видений смена:
Край Августина{185}, берег Карфагена,{186}
Безмерно пышный прежде, а теперь
Обитель зла, где мусульманин-зверь
Объят пороком, жадностью и тьмою.
И наконец, водимые судьбою,
Причаливают к Франции они.
Там, утопая в сладостной тени,
Стоят Марселя древние строенья,
Подарок вымершего поколенья{187}.
О гордый град, где жил свободный грек,
Ты прошлого не возвратишь вовек.
Но быть под властию французских лилий,
Как знают все, прекраснее стократ.
К тому ж, твои окрестности укрыли
Еще чудесней и целебней клад.
Мария-Магдалина, по преданьям,
Служа Амуру в юности своей,
Потом исправилась и с содроганьем
Оплакивала жизнь минувших дней.
Ей сделалась постылой Палестина,
Она ушла во Францию и там
В ущелии, на скалах Максимина{188}
Жестоко бичевалась по ночам.
И с той поры весь воздух там, по слухам,
Наполнен чудным и волшебным духом.
К священным тем камням спешат припасть
Паломники, которых мучит страсть,
Которых тяготит Амура власть.
Предание гласит, что Магдалина,
Уже готовясь к смерти, как-то раз
Просила милости у Максимина:
«О, если некогда наступит час,
Что на моей скале, в моей пещере,
Любовники придут служить Венере,
Пусть тотчас же погаснет пламень их,
Пусть станет стыдно им страстей своих,
И пусть лишь горестное отвращенье
Заменит их любовь и их волненье!»
Благочестивый старец внял словам,
Что молвила бывалая святая,
И с этих пор, ту местность посещая,
Мы ненавидим самых милых нам.
Прекрасно ознакомившись с Марселем
И чудесам его воздав хвалу,
Наш Ла Тримуйль с суровым д’Аронделем
Отправились на чудную скалу,
Которую зовут Благоуханной
И чье могущество, на гибель злу,
Монахи прославляют неустанно.
Влечет француза набожность туда,
Британца ж – любопытство, как всегда.
Взойдя наверх, на каменных ступенях
Они увидели перед собой
Толпу людей, стоящих на коленях.
Две путницы там были. У одной
Струились слезы, жалость вызывая;
Была надменна и горда другая.
О, встреча сладостная! Чудный час!
Они своих любовниц отыскали!
Они от них не отрывают глаз
В том месте покаянья и печали.
Юдифь рассказывает в двух словах,
Как за позор и пережитый страх
Ее рука разбойнику отмстила.
Она в опасности не позабыла
Кошель, набитый туго, захватить,
Решив разумно, что не может быть
Он нужен Мартингеру в преисподней.
Затем,