к которым разум приковывает нашу совесть, это узы, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца, это демоны, которых человек может победить, лишь подчинившись им…»
Это – как раз то, о чём русский народ сказал попроще, но тоже неплохо: «Охота пуще неволи».
Ленин был человеком идеи. Нынешние его хулители, очернители и сказители баек о «пломбированном вагоне» понять, о чём сейчас было сказано, не смогут, поскольку антиленинцы, антисталинцы, антисоветчики, антикоммунисты и высокая идея – вещи несовместные! Но и не для них всё это говорится, не для них пишется эта книга…
Так вот, Ленин был человеком идеи – большой, великой, человечной идеи. Мог ли он не подчиниться идее, если иначе он просто разорвал бы своё сердце!?
Он ей и подчинился!
В анкетах и прочих подобных опросных листах Ленин в графе «профессия» указывал «литератор» или «журналист». А как ещё он мог ответить на глупый, вообще-то, по отношению к Ленину, вопрос о профессии? Профессия у него была штучная, редкостная, о которой в анкете не напишешь. Представители этой профессии в истории человечества пересчитываются на пальцах, к тому же – на пальцах чуть ли не одной руки, а называется эта профессия «социальный реформатор»!
Лютер, Пётр Великий, Наполеон, Маркс, Энгельс…
Ленин…
И Сталин.
Вот, собственно, и всё!
Но мир в 900-е годы ХХ века ещё не знал, что в нём уже есть, уже живёт и действует тот, кому предстоит возглавить эпохальную социальную не реформу даже, а эпохальную социальную революцию.
Оппоненты Ленина в партии понимали, что Ленин – это сила даже сам по себе, а уж в соединении с партийной массой, а тем более – с рабочей массой, это сила побеждающая. Поэтому попытки примирения – через того же Носкова, были, но 11(24) сентября 1904 года, уже после «отпуска», Ленин пишет письмо Носкову:
«Уважаемый товарищ!
Вы опять повторяете, что пожелание, чтобы я вступил в редакцию ЦО, выражено „Центральным Комитетом“. В свою очередь, и я должен повторить, что это, по малой мере, неточно…
Вы полагаете, что моё вступление в редакцию ЦО „обеспечило бы почти полный мир в партии, которого я так хочу“. Это Ваше „почти“ очень характерно!..»[318]
Временно прерву знакомство читателя с ленинским письмом… В пьесе замечательного белорусского советского драматурга Макаёнка «Затюканный апостол» главный герой – Малыш, метко замечает, что слово «почти» – это почти слово: «умный» и «почти умный», «живой» и «почти живой»… Судя по приведённым выше ленинским строкам, он тоже хорошо понимал эту особую функцию слова «почти» в русском языке и в русской жизни.
Впрочем, продолжу:
«Да, я хочу мира в партии, я предлагал мир печатно в декабре 1903 г. в своём „Письме в редакцию „Искры““… Я предлагал мир ещё раз официально в Совете партии в январе 1904 года… Замечу, что вопреки нынешней моде говорить о мире лицемерные фразы, понимая под миром полную уступку меньшинству, …я совершенно определённо указывал в Совете, чту я разумею под миром в партии.