восстания». Ленин призывает Россию к восстанию, он пишет: «Лучше сотня революционных социал-демократов, принявших организацию-план, чем тысяча интеллигентских Тряпичкиных, болтающих об организации-процессе»…
Но призывает Ленин тщетно – восстание в повестке дня тех, кто находится в России, не стоит, а мнение Ленина в расчёт не берётся. Даже в ЦК ему оппонируют сами коллеги, а под влиянием коллег находятся питерские рабочие. Организационно форсировать события в подобных условиях Ленину просто не под силу. Да и относительно сроков возможного восстания Ленин не очень определёнен и не очень радикален.
Тем не менее, события форсируют…
Но кто их форсирует?
В свете того, на чём мы остановимся чуть позднее, крайне интересно, как Ленин оценивал роль и деятельность в первой русской революции некоего Парвуса-Гельфанда. А ещё интереснее динамика этих оценок.
Александр Львович Гельфанд, более известный, как Парвус (1869–1924) был германским социал-демократом, который после II съезда РСДРП примкнул к российским меньшевикам. Особенно близок Парвус был к Троцкому и играл в ходе нарастания революционных событий в России в 1905 году весьма видную роль.
В начале 1905 года активная позиция Парвуса на фоне изначальной вялости меньшевиков получает полное одобрение Ленина. В феврале 1905 года он оценивает как «прекрасную» статью Парвуса в захваченной меньшевиками «Искре», где Парвус советовал «выбросить за борт» дезорганизаторов революции[343].
В апреле 1905 года Ленин цитирует Парвуса, который заявляет, что его якобы «тошнит» от тех, кто не желает организовывать революцию, но тогда же у Ленина уже проскакивает: «Если пустозвон Троцкий пишет теперь (к сожалению, рядом с Парвусом)…», и т. д.?
А в сентябре 1905 года читатели № 18 большевистской газеты «Пролетарий» могли прочесть:
«Парвус зарапортовался до того, что что заговорил о формальном соглашении с освобожденцами – от этой нелепости и от этого позора будут, вероятно, открещиваться даже новоискровцы (меньшевики. – С.К.). Но Парвус только прямее и грубее выразил основную идею новоискровства. Формальная поддержка, предложенная Парвусом, есть лишь неизбежный вывод из той моральной поддержки, которую всё время оказывала новая „Искра“ монархической буржуазии, осуждая бойкот Думы… Парламента у нас ещё нет, а парламентского кретинизма сколько угодно»[344].
В скобках поясню, что речь выше – о так называемой «Булыгинской думе», ублюдочном «высшем законосовещательном представительном органе Российской империи», с проекта которого начались уступки царя народу.
С этого момента имя Парвуса становится для Ленина ругательным, и, как уже сообщалось ранее, в ноябре 1915 году в статье «У последней черты» Ленин написал: «Парвус, показавший себя авантюристом уже в русской революции, опустился теперь… до последней черты…» и т. д.[345]
Увы, в начале 1905 года не только (и не столько) авантюризм Парвуса, сколько его провокаторская роль «крота» в русской революции большевиками