годы Семашко вспоминал:
«Владимир Ильич развил необычайную энергию: пригласил одного из виднейших швейцарских адвокатов, кандидатура которого выставлялась тогда в президенты республики; внимательно следил за делом. И действительно, через несколько дней я был допрошен: выяснилась моя непричастность к тифлисской экспроприации, и я был освобождён»[199]
Вряд ли всё сошло бы так гладко, если бы не профессиональные знания и умение Ленина, сыгравшие, надо полагать, не последнюю роль в быстром и успешном разрешении опасной ситуации.
Возвращаясь же в 90-е годы позапрошлого столетия, сообщу, что до августа 1893 года Ленин работал в Самаре помощником присяжного поверенного А. Н. Хардина, хорошо знавшего Владимира Ульянова и как партнёра по шахматам, и как собеседника, и как человека. За это время Ленин провёл около 20 защит, но держало его в Самаре прежде всего состояние матери – неожиданная смерть цветущей, блестящей Ольги, умершей у Марии Александровны на руках, ударила по ней сильно.
Однако у Ленина уже нет сомнений в том, что ни вторым Кони, ни вторым Плевако он не будет – он будет профессиональным революционером в той революционной марксистской партии, которой в России и в Европе пока нет, но которую надо создать!
Провинциальная Самара – не то место, где можно делать большие дела. А где их можно делать? Ясно где – в столице. У России две столицы: древняя «первопрестольная» Москва и северный «град Петров»…
Что выбрать?
В Москву собиралась семья, поскольку младший – Митя, готовился поступать в Московский университет. Но Москву питерцы называли большой деревней, и в такой оценке было немало правды. К тому же, и пролетариат наиболее силён питерский, а юный Ульянов уже знает, что главной движущей силой будущего станут именно они – рабочие. Надо их лишь организовать.
Поэтому общий курс ясен – Санкт-Петербург! Но от матери так просто не оторваться, и это главная причина того, что Владимиру приходится задержаться в Самаре. От того периода осталось воспоминание сестры Ленина – Анны Ильиничны Ульяновой-Елизаровой, которое, вне сомнений, не является апокрифическим, а описывает реально бывшее…
Анна Ильинична писала:
«Остался у меня в памяти один разговор с Володей о появившейся в ту зиму в одном из журналов (это была „Русская мысль“, № 11 за 1892 г. – С.К.) новой повести А. Чехова „Палата № 6“. Говоря о талантливости этого рассказа, о сильном впечатлении, произведённом им, – Володя вообще любил Чехова, – он определил всего лучше это впечатление следующими словами: „Когда я дочитал вчера вечером этот рассказ, мне стало прямо-таки жутко, я не мог оставаться в своей комнате, я встал и вышел. У меня было такое ощущение, точно и я заперт в палате № 6“. Это было поздно вечером, все разошлись по своим углам или уже спали. Перемолвиться было не с кем.
Эти слова Володи приоткрыли мне завесу над его душевным состоянием: для него Самара стала уже такой „Палатой № 6“, он рвался из неё почти так же, как несчастный больной