жизнь не кажутся такими уж страшными. «Это сейчас такое время, – шепчет мне непонятно откуда заползший под кожу и уже пробравшийся вовнутрь безымянный червячок. – Ты сам посуди, – продолжает он меня уговаривать, – что такое пакетик „кокса“ в кармане, если бы тебя все равно не упекли, а сейчас ты имеешь то, о чем твои сокурсники даже мечтать не смеют?»
Червь прав, сука. Ирина водит по стенам квартиры округлившимися от изумления глазами, и червь, будь у него руки, обязательно показывал бы на нее одной из них, а то и двумя сразу, попискивая:
– Не об этом ли она мечтала? Ну, трахнули тебя пару раз по указке, но не тот ли, кто указывал, сделал счастливой эту женщину? – и он тыкал бы в Ирину пальчиком. – Да ведь и не трахнули же, верно? Так, штанишки чуть приспустили… Зато ты им и себе доказал, чего стоишь. Не бойся, все будет хорошо.
А я и не боюсь, потому что уже давно боюсь всего, и именно поэтому испугать меня чем-то решительно невозможно.
– Герман… – шепчет Ирина, и мне не по себе, потому что сутки назад точно так же шептала Риммочка. Я помню, да-да, я постоянно помню о том, что случилось у туалета в кабаке после отвальной. Сколько времени еще должно пройти, чтобы я забыл? Эти оргазмы сотрясают мою совесть, они не дают мне возможности остаться наедине с собой хотя бы на минуту, и едва я вспоминаю влажное от возбуждения лицо Риммочки, как тотчас отвожу глаза от предмета, на который смотрю. Мне кажется, что даже столб на дороге источает презрение, и эта штора шевельнулась не от ветра, а от омерзения.
Зачем я был с Риммой?..
– Герман, это невероятно, – шепчет, как заговоренная, Ирочка. – Это… Это все наше?
Мне не остается ничего другого, как кивком удовлетворенного делами сноба подтвердить.
– И эта кровать?
– Да.
– И… картины на стенах?
– Договор купли-продажи оформлен на мое имя.
– И… шторы?
Далась ей эта трепещущая штора! Она ее приметила только потому, что та шевелится, и, будем надеяться, Ирочка не поняла почему.
Если мою девочку не остановить, она будет ходить и спрашивать, наше ли это, часа два. Предметов в подаренной мне компанией квартире достаточно, так что ни одна минута без вопроса не останется. Ирина не из бедной семьи, ее отец владеет в Москве несколькими магазинами, но она была свидетелем того, как приходит достаток, она знает, что достаток увеличивается постепенно, через труд и лишения, он не возникает из ниоткуда, и потому ей теперь трудно поверить, что существует другой вариант. Она не юрист, но переведи я ей с латыни nil inultum remanebit, она безоговорочно согласилась бы с этим заявлением. Ей невдомек, что все это – и квартира, и машина – не упало с неба за просто так, за все это мною уже предоплачено, и потому на лице ее восхищение, в которое вмешивается, между тем, страх.
– Герман, это, наверное, могущественная компания?
О да, отвечаю я ей. Она спрашивает, могущественней ли она «Феррейна» Брынцалова, и я, чтобы не портить общего впечатления о новом месте службы, подтверждаю и это.
– Вот