сказала я, – но сегодня мне пришлось пораньше отправить Ишу в постель. Она слегка прихворнула, а мне совсем не хотелось предстать перед нашим раджей с безобразно распухшим красным носом.
Локеш недовольно фыркнул, однако мгновенно утратил интерес к Ише. Больше всего на свете мой отец презирал слабость, он просто не выносил ее в людях. На моей памяти он никогда не болел, но стоило любому военному случайно кашлянуть в его присутствии, как отец тут же отсылал его с глаз долой. Сегодня его отвращение к болезням сослужило мне добрую службу, но я понимала, что мой отец слишком умен, чтобы я могла надеяться использовать этот же прием дважды.
Отец неторопливо, с откровенным удовольствием, обошел меня кругом. Мои руки сами собой сжались в кулаки при виде осклабившегося Хаджари, щерившего в похотливой ухмылке черные пеньки гнилых зубов – разумеется, негодяй осмелился на такую дерзость, лишь когда его господин повернулся к нему спиной. Я поспешно разжала пальцы и поправила свои юбки. Ни в коем случае нельзя показывать отцу, что я напугана или нервничаю. Больше всего на свете он любил вызывать в людях именно такие чувства. Даже безобразное лицо Хаджари приобрело бесстрастное выражение, когда Локеш обернулся.
– Полагаю, ты одета вполне пристойно, – сказал он. – Однако я бы предпочел, чтобы ты выбрала покрывало не золотого, а лавандового цвета. Он подчеркивает цвет твоих глаз. – Отец взял меня пальцами за подбородок, и я послушно подняла взгляд.
– Я непременно запомню ваше замечание, чтобы последовать ему при подготовке к следующему празднику, – смиренно проворковала я, улыбаясь, чтобы ненароком не пробудить в отце желание воспользоваться проявлением моей слабости.
Мы оба знали, что раджа вряд ли когда-нибудь в будущем побалует меня еще одним личным приглашением.
Мой отец во многом походил на хищника. Если человеку хватало мужества противостоять ему, он искренне любовался противником, но стоило кому-либо проявить слабость, как отец, не раздумывая, уничтожал его. Лучшим способом избежать клыков Локеша было не попадаться ему на глаза, не оставлять следов и перемещаться бесшумно, как призрак.
Мне было десять лет, когда я обнаружила, что могу исчезать. Сначала даже не поняла, что случилось. Грохот шагов за дверью так напугал меня, что я застыла на месте. Иша проворно вбежала в мои покои, промчалась мимо меня, на ходу приводя в порядок и без того безукоризненно прибранную комнату. Мой отец желал, чтобы его вещи, а также люди – впрочем, люди для него ничем не отличались от вещей – всегда находились на своих местах, где он в любой момент мог без труда найти их.
На этот раз старания Иши оказались напрасными. Дверь так и не открылась. Иша выглянула в коридор, перекинулась парой слов со стражем и снова вернулась в комнату.
Только после этого она стала звать меня.
– Бай? Джесубай? Ты где? Можешь выходить, твой отец еще не вернулся. Это была всего лишь смена караула.
– Но я… я здесь, – пролепетала я.
– Бай? Да где