помолчал, потом, вопреки своему обыкновению, сел.
Одна из ниш традиционного бухарского дома. Фото автора.
– Вчера я интересный случай видел. Был я на берегу водоёма Диванбеги, когда, незадолго перед полуденной молитвой, явился туда раис Бухары. Для него поспешно расстелили ковёр перед мечетью. Он расселся и разослал своих молодцов на поиски преступников.
Молодцы обежали все чайные и все харчевни вокруг водоёма, схватили какого-то человека и поставили перед раисом: «Это заядлый карманник!»
Раис осведомился: «Есть ли свидетели его воровства?» Люди толпились вокруг, но помалкивали. Тогда сквозь толпу протискался этот вот твой гость, Арабов, о подобных которому ещё двести лет назад Бедиль сказал, что они воры из воров, протискался и засвидетельствовал: «Я своими глазами видел, как он воровал!»
Раис, узнавши этого Арабова, подобострастно привстал, почтительно, приветствовал такого свидетеля, усадил рядом с собой, а слугам велел раздеть воришку, всыпать ему сорок без одной плетей и потом отвести в темницу. И объявил: «Завтра доложу о сем злодее его высочеству, всемилостивейшему эмиру нашему»
Яхья-ходжа сокрушённо развёл руками: – Ведь это крайняя мера – доклад о злодее самому эмиру. Если найдутся у бедняги какие-нибудь сбережения, он откупится и доклад эмиру не состоится. Раис заберёт его пожитки и отпустит его на все четыре стороны. И после этого мелкий вор станет крупным разбойником, потому что раис станет для него своим человеком. Если же у бедняги ничего за душой не окажется, эмиру о нем доложат, а эмир скажет: «Заточить! Чтобы гнил воришка до конца дней своих во тьме кромешной!»
Говоря это, Яхья-ходжа взволновался. Гнев охватил его, глаза его сверкали, пена белела в уголках рта.
– Плюю я на воров! На подобных вот воров и на самого крупного из них, на его высочество! – Порывисто встал и ушёл.
Яхья-ходжа не был профессиональным поэтом, но многие говорили о его сильном поэтическом даровании. От случая к случаю он сочинял сатирические стихи, произнося их перед теми, в кого они были нацелены, как бы ни был силен человек, рассердивший поэта. В одном из стихов он высмеял кушбеги Бухары – Джанмирзу.
Случилось так, что Джанмирза, гордившийся своей на редкость пышной, величественной бородой, пожелал понравиться Яхья-ходже и снисходительно попросил:
– В прежние времена великие поэты сочиняли панегирики своим знатным современникам, дабы увековечить их память. Не мешало бы и вам, достопочтенный поэт, чем-нибудь выразить внимание к вашему покорному слуге. Это оказало бы мне честь, а о вас сохранилась бы память.
Яхья-ходжа, не моргнув глазом, ответил на это такими стихами:
Взглянувши в зеркало, кушбеги, возгордясь,
Ликует: «Ах, какая борода!»
Но, к бороде Кори Саме оборотясь,
Тоскует: «Ой, какая борода!»
Затем Яхья-ходжа с сожалением развёл руками:
– Не прогневайтесь, уважаемый кушбеги,