за дверью, скорее всего, дежурил старый знакомец Лодыга, известный своей рыжей шевелюрой, а еще больше – склонностью к выпивке и чуть меньше – к халявным деньгам. К таким людям нужно иметь особый подход, но он – подход – по крайней мере, был!
– Есть у меня одна мысля… – признался Георгий.
– Это хорошо, потому что у меня мыслей уже нет, и через час, максимум два, мы оба будем не жильцы, – решил поныть Двуреченский.
Хотя это было похоже на правду. И Ратманов решил действовать:
– План такой… Сейчас оба истошно орем, как только можем. Далее прибегает Лодыга. И уже для него я найду правильные слова, чтобы нас здесь больше не было. Годится?
– Годится…
С подачи Ратманова оба начали орать, как не в себе. И спустя какое-то время за стенкой действительно послышались шаги. Кто-то неторопливо убрал щеколду с обратной стороны двери. В комнату заглянула рыжая бестия – Лодыга.
– Вы что орете? С ума посходили? – шепнул он с претензией.
Ратманов и чиновник перестали кричать.
– Все, больше не будем, – успокоил Георгий Лодыгу. – Но ты дверь-то прикрой и послушай нас. У нас к тебе деловое предложение…
– Чевой-то? Хряк ругаться будет. Пошел я… – Но сам ушел не до конца, явно намереваясь дослушать, что же такого интересного ему могли предложить.
– Дверь, говорю, прикрой. Или ты хочешь, чтобы о кладе Бугрова услышали все и тебе как можно меньше досталось? – Ратманов знал, на что нажать.
Он покосился на Двуреченского – тот смотрел вроде как с недоумением. Но затем чиновник прошептал:
– Какой клад, какой Бугров? Ты с глузду съехал от страху?
– Перестань прикидываться, Корнилов, иначе мы оба умрем, – зло прошептал попаданец. – Лучше отдать ему половину, но остаться в живых.
Лодыга с подозрением прислушивался к спору, а потом и влез в него:
– Эй! Ну-ка говорите правду. Есть клад или нету его? Щас уйду, и подыхайте тута!
– Какой Корнилов, дрянь ты эдакая? – рассердился Викентий Саввич. – Пьянь, слякоть!
Бурлак с ужасом смотрел на губернского секретаря:
– Ведь действительно помрем… Перестань, не время темнить. Пусть он подавится тем золотом…
Но Двуреченский сердито сплюнул и повернулся к фартовому:
– Так, теперь слушай меня… Насчет золота какого-то там Бугрова – это все вранье. У Жоры Гимназиста в голове клепки не хватает. Он всегда был странный, будто контуженый…
– Ну а может, не врет? А ты врешь? – принялся вдруг рассуждать Лодыга. – Два мешка – это сколько же будет по энтому… как его? По номиналу?
– Нисколько, потому как пустой разговор ведешь.
А я сейчас дело скажу.
Чиновник для поручений загундосил строгим голосом, будто прокурор на суде:
– Савватий Семенович Пискунов, уроженец Москвы одна тысяча восемьсот семьдесят второго года. В тысяча восемьсот семьдесят шестом году потерял умершую в родовой горячке мать. С восьми лет, лишившись и отца, оказался на улице. В десять – первый привод, мелкая