Иван Васильевич.
– Мог бы просто позвонить, – буркнул эксперт.
– Я был недалеко, – соврал Феликс.
Патрикеев махнул рукой и направился к дверям морга. Он любил, чтобы к нему приезжали, тем более когда речь шла о неофициальных просьбах, а поскольку Вербина ещё не назначили расследовать смерть Рыковой, его вопросы были неофициальными и получить на них ответы Феликс мог лишь благодаря хорошим отношениям с экспертом.
Проводив Патрикеева взглядом, Вербин вернулся в машину и вновь набрал номер Наиля.
– Да?
– Это майор Вербин, Московский уголовный розыск.
– Я зафиксировал ваш номер.
«Зафиксировал»? Слово почему-то резануло слух.
– Хотел узнать, вы не пересмотрели расписание на следующую неделю? Мы сможем встретиться?
– У меня не будет свободного времени.
– Вы настолько заняты?
– Да, настолько. Перезвоните через неделю.
Зарипов прервал связь, оборвав Феликса на полуслове, и было очевидно, что перезванивать не имеет смысла. Судя по всему, Наиль считает, что исполнил свой гражданский долг, и не хочет тратить время на разговоры о мёртвой подруге.
Или у него были другие причины избегать общения с полицией, например, он не был уверен, что сможет провести встречу так, чтобы не оказаться заподозренным в совершении преступления.
– Тут есть над чем подумать… – Вербин посмотрел на часы и хмыкнул: до встречи с Нарцисс оставалось ровно столько времени, чтобы добраться до улицы Сергия Радонежского, найти нужный дом и подняться в квартиру.
«Смерть – это всегда тайна.
Всегда мистическое действо, не поддающееся объяснению. И даже осмыслению – как можно осмыслить то, чего не знаешь?
Мы пытаемся разрушить её – тайну – точными формулировками причин, говорим о болезнях и пьяных водителях, трагических случайностях и злом умысле, навалившейся депрессии и внезапном помутнении… пытаемся объяснить смерть с рациональной точки зрения, забывая о том, что она всегда тайна и ничто в этом мире неспособно приоткрыть её завесу, потому что тайна смерти уходит в мир другой. Даже болезнь, такая, казалось бы, понятная причина, позволяющая с некоторой точностью предсказать и саму смерть, и даже её время, даже болезнь не рассеивает мистический туман – ведь мы не знаем, почему заболел именно этот человек? Как получилось, что пьяный водитель именно в это мгновение вывернул руль? Почему оборвался трос лифта и не сработали тормоза? Почему? Как так получилось? И почему именно с этими людьми? Потому что пришло их время?
Потому что судьба?
А что мы знаем о судьбе? Мы управляем ею? В какой-то мере да. Мы выбираем, с кем пойдём вперёд – в следующий день или следующие годы; принимаем решения, влияющие на наше будущее; строим планы и претворяем их в жизнь. Или пытаемся претворить. Но не знаем, успеем ли?
Ведь смерть – это всегда тайна.
Но как жить тем, для кого завеса этой тайны неким образом приоткрылась? Как быть тем, кто знает и КАК, и даже –