Вадим Панов

Девочка с куклами


Скачать книгу

признателен. Но при этом не забыл мысленно попросить прощения за то, что роется в её мыслях. В её тайнах.

      Феликс сделал ещё один глоток виски и вернулся к чтению.

      «Я стою перед зеркалом и смотрю на себя.

      И не знаю, смотрю ли я на себя. Или она смотрит на меня. И я не уверена, что она – это я. Мне страшно думать, что в зеркале могу быть не я. Мне страшно думать, что я могу быть в зеркале. Не знаю, как у других, а у меня во снах так бывает: я вижу себя и не уверена, что вижу себя. Отражение в зеркале дискретно: в один момент оно знакомо, в другой передо мной стоит совершенно чужой человек. Она красивая. Она молодая. И она зачем-то оделась так же, как я. В какие-то мгновения она – это я. В какие-то мгновения – нет. И от этой дискретности мне страшно. Но тоже дискретно: в какие-то мгновения страшно, в какие-то – нет. А в какие-то – странно.

      Мне странно думать, что я могу быть не я.

      Даже во сне.

      Когда я боюсь, когда вижу не себя – внутри меня зарождается страх, но я осознаю его лишь в следующий миг – когда возвращается моё отражение. Когда я ощущаю себя собой, там, в зеркале, я начинаю бояться того, что там была не я. Боюсь, вижу себя, понимаю, как всё глупо, и перестаю бояться. И вижу в зеркале чужака. И меня вновь накрывает страх.

      Я боюсь, когда я – это я. И спокойна, когда становлюсь другой.

      А может, мне действительно нужно стать другой?»

      – Какой именно другой, Вика? Нет ли в твоих словах аллегории на самоубийство? Стать другой – перейти в другой мир?

      Вербин закрыл дневник и повертел его в руках.

      Строгий, но красивый блокнот в кожаном переплёте, с желтоватыми нелинованными листами. Явно дорогой. Листы не особенно плотные, но не газетная дешёвка, рвущаяся под нажимом – хорошего качества, приятные на ощупь. Записи Виктория вела аккуратным, ровным, очень разборчивым почерком. При этом почерк нигде не сбивался – Феликс пролистал блокнот и убедился, что девушка бралась за дневник, лишь пребывая в состоянии полного душевного спокойствия. Но можно ли в таком состоянии рассуждать о самоубийстве?

      Вербин не знал, как на этот вопрос ответят психиатры, но для себя – после некоторых размышлений – решил, что, рассуждая о том, чтобы стать «другой», Вика не имела в виду физическую смерть.

      «Я стою перед зеркалом и смотрю на себя.

      Не думаю ни о чём, просто разглядываю себя. Мне нравится то, что я вижу – я молода и красива, я часто улыбаюсь, не задумываясь о том, что улыбки превращаются в морщины, но я не могу не улыбаться, особенно глядя на своё отражение – оно мне нравится. Но сейчас я равнодушна. Как будто вижу не себя, а себя чужую. Но сейчас я вижу себя, и потому теперь меня пугает равнодушие… Нет, пожалуй, смущает. Именно смущает. Я не понимаю, как можно относиться к себе так. Я не хочу относиться к себе так. Но разглядывая себя сейчас, не испытываю никаких эмоций.

      Она красива.

      Я просто на неё смотрю.

      И знаю, что буду делать дальше.

      Оно лежит на спинке