утомительной, но как только он исполнит поручение, то сможет ехать домой, к Кэтрин, не возвращаясь сюда. – Если прикинуть расстояние, то отсюда через Фенские болота не больше сорока-пятидесяти миль. В это время года путь займет больше суток, но…
Госпожа Кромвель помахала письмом, оборвав священника на середине фразы:
– Нет-нет, господин Уайт! Вы не так меня поняли. Во-первых, вы должны подождать, пока я не умру и не лягу в могилу. А во-вторых, это письмо не для Генри. Оно предназначено моему старшему сыну Ричарду. – У нее задрожали губы. – Разбитый Дик[2]. Бедный Дик. Не его вина, что все так получилось.
Уайт смотрел на собеседницу круглыми от изумления глазами:
– Письмо для Ричарда? Но…
– Полагаю, он сейчас во Франции или в Италии. – Ее рот широко раскрылся, обнажив розовые десны: была то улыбка или гримаса боли? – Подумать только, второй лорд-протектор, наследник своего дорогого отца. Ах, будь на то воля Божья, Ричард до сих пор бы им и оставался. Но теперь у него нет ни крыши над головой, ни пенни в кармане. – Старуху снова пронзила боль; Уайт молча молился, ожидая, когда ей станет легче, и через несколько минут госпожа Кромвель продолжила: – Вам следует подождать, сэр. Если потребуется, несколько месяцев. За нами следят, как вы знаете, в особенности за Генри и за мной, ну и за женой Ричарда тоже. Они могут обыскать этот дом, когда я умру.
«Бог мой, – подумал Уайт, – все это здорово ударит по карману». И еще ему стало страшно за себя. Ибо среди всех уцелевших противников монархии не было никого, за кем шпионы короля следили бы более тщательно, чем за Ричардом Кромвелем.
– А как мне его найти, миледи?
– Искать не потребуется. – Госпожа Кромвель еще раз обнажила розовые десны. – Есть один человек, который сам вас найдет, и вы отдадите ему это письмо. С нетронутыми печатями.
Уайт наклонился вперед. Несмотря на холод, у него на лбу и под мышками выступил пот.
– А как я узнаю, что это именно тот, кто мне нужен, миледи?
– Он или она скажет вам следующие слова: «Стены сочатся кровью». А вы должны ответить: «Да, свежей кровью».
Госпожа Кромвель ускользала от него. Ее глаза закрылись. Она молчала, лишь терла пальцами одеяло, медленно и осторожно, как будто оценивая качество материи. Но через минуту или две и эти движения прекратились. Дыхание стало ровным. Решив, что больная уснула, Уайт поднялся и на цыпочках пошел к двери.
Когда лязгнула щеколда, госпожа Кромвель вдруг встрепенулась и что-то невнятно проговорила.
– Прошу прощения, миледи, что вы сказали?
– Передайте Ричарду, чтобы он был добр с бедным Феррусом.
– С Феррусом? – повторил Уайт, не будучи уверен, что правильно расслышал имя. – А кто это такой?
– Я дала ему только пенни. Нужно было дать больше.
Госпожа Кромвель еще что-то пробормотала, впадая не то в дрему, не то в забытье. Вроде бы: «Феррус ему поможет». А может быть, и что-то другое, Уайт толком не расслышал.
Глава