исчез в пабе. Подозрения Марта пали на Сенана Магуайра, тот громче всех высказывался насчет того, что панамка эта похожа на гниющую тыкву, позорит всю деревню и дорога ей прямиком в костер. Март списывал это на зависть. Верит железно, что Сенан поддался искушению, украл панамку и втихаря шастает в ней по своей ферме. С тех пор споры в пабе непрестанны и горячи, по временам близки к рукоприкладству, а потому Кел надеется, что новая шляпа немножко разрядит обстановку. Это широкополая соломенная штуковина, которая, на глаз Кела, должна иметь прорези для ослиных ушей.
– Ох ты боже всемогущий, – говорит Март, подойдя поближе. – Вы гляньте, кого дивные на крыльце оставили.
– Март Лавин, – произносит Джонни, расплываясь в широкой улыбке и протягивая руку. – Собственной персоной. Как оно твое все?
– Лепо, как лягушьи патлы, – отвечает Мартин, пожимая Джонни руку. – Сам тоже хоть куда смотришься, но ты и всегда-то был франт. Мы все стыд и срам по сравненью.
– Ай брось. С этим пасхальным капором мне не тягаться.
– Эта хрень – для отвода глаз, – уведомляет его Мартин. – Сенан Магуайр стырил у меня мою старую. Пусть теперь думает, будто я ее из головы выбросил, и утратит бдительность. За ним глаз да глаз нужен. Это сколько ж тебя в этот раз не было?
– Чересчур долго, чувак, – отвечает Джонни, качая головой. – Чересчур. Четыре года, считай.
– Слыхал, ты на ту сторону плавал, – говорит Март. – Что же, бриты тебя там не ценили как следует?
Джонни смеется.
– Ай, они-то ценили, все путем. Лондон классный, чувак, славнейший город на свете. Там за полдня повидаешь больше, чем тут за всю свою жизнь. Ты б сам коротенечко смотался туда как-нибудь.
– Я бы да, канеш, – соглашается Март. – Овцы сами за собой, ясное дело, присмотрят. Что ж привело такого столичного парнишку из славнейшего города на белом свете в такую задницу невесть где?
Джонни вздыхает.
– Эти края, чувак, – отвечает он, обаятельно отклоняя голову назад, чтоб глянуть по-над полями на долгий бурый горб гор. – Лучше места не найдешь. Как бы ни был славен большой город, рано или поздно возникает в человеке лютая тяга к дому.
– Так в песнях поется, – соглашается Март.
Кел знает, что Март почти всю свою жизнь на дух не выносит Джонни Редди, и тем не менее наблюдает за ним с живым интересом. Мартов личный бес – скука. Согласно пространным объяснениям Келу, Март считает скуку величайшей для фермера опасностью, куда большей, чем трактора и жижесборники. От скуки ум у человека делается беспокойным, и тогда человек берется лечить себя от беспокойства, вытворяя всякую дурацкую херню. Что б там Март ни думал о Джонни Редди, его возвращение, вполне вероятно, скуку облегчит.
– Есть в старых песнях правда, – говорит Джонни, продолжая созерцать. – Не уедешь – не поймешь. – Вдогонку добавляет: – Да и семью забросил я надолго.
Кел замечает, что с каждой минутой Джонни Редди нравится ему все меньше и меньше. Напоминает себе, что к такому был заранее