спокойно воспринимать окружающее, вернее, еще во время плетения обратил внимание, что почему-то очень неплохо вижу вблизи, а ведь буквально вчера мое зрение требовало очков в две диоптрии. А еще я просто не узнавал левой кисти руки: уродливые шрамы от когда-то полученных шальных осколков гранаты с нее исчезли.
Я шел вдоль ручья, по моим прикидкам, около двух часов; постепенно тот начал расширяться, появились небольшие заводи, в которых плескалась крупная рыба. Живот давно уже исполнял траурные марши, а когда я увидел, как из воды выскочила крупная форель в погоне за мухой, мой голодающий желудок чуть не свернулся в трубочку.
Побродив по окружающим зарослям, обнаружил тонкую сухую жердь, подходящую для моих целей, и потом час пытался заострить ее конец своими камнем. Все-таки я довел это дело до победного конца – не скажу, что кончик моего «копья» был как иголка, но палец им уколоть было возможно.
И вот, усевшись на гранитный валун посреди потока, я стал внимательно всматриваться в воду. Из-за боязни сломать свою деревяшку о каменистое дно речушки действовал очень осторожно и из-за этого постоянно промахивался. Но когда надежда на добычу после десятка пустых замахов была почти потеряна, очередной удар проткнул форель и прижал ее ко дну. Не поднимая своей самодельной остроги, я спрыгнул в воду и схватил холодную бьющуюся рыбину. Когда выбрался на берег, был мокрым с головы до ног. Быстро отряхнулся, как собака, и отжал на удивление длинные волосы, что меня изрядно озадачило: еще несколько часов назад я вроде был подстрижен почти под ноль, – от свежего ветерка по телу побежали мурашки. К счастью, еще достаточно жаркое солнце быстро высушило меня. Я аккуратно выпотрошил форель, промыл ее в воде и съел почти полностью. Без соли мясо имело необычный вкус, но я был так голоден, что не успел обратить на это внимания. После не очень вкусного, но приличного по объему обеда потянуло в сон. И, плюнув на все окружающие опасности, растянулся голышом на мху и заснул.
Когда к вечеру проснулся, так хорошо мне уже не было, вокруг стоял комариный звон, усилившийся ветер холодил кожу. Солнце, склонявшееся за деревья, почти не грело. Размышлял, что делать, недолго. Если залезу на дерево, то, вероятнее всего, замерзну до смерти, если буду ночевать внизу – могу быть съеденным кем угодно. Поэтому решил ночевать под упавшим еловым стволом, рядом с корнями. Натаскал туда кучу мха, стараясь собрать посуше, и, забив проход к себе еловыми лапами, закопался поглубже в мох, понемногу согрелся и заснул.
Утро наступило неожиданно быстро, вылезать из нагретой за ночь постели не хотелось. Я подождал, когда солнце поднимется повыше, начнет немного припекать, и побрел вдоль ручья, периодически обходя лесные завалы или места впадения в ручей более мелких проток. К середине дня шел уже вдоль настоящей реки шириной метров двадцать, но признаков жилья или деятельности человека не было. За все это