Ни о чем из этого его студент, разумеется, не упоминал за время их недолгого знакомства. Они ведь, в сущности, не говорили ни о чем, кроме его недописанного романа. Да и об этом лишь мельком. Дело в том, что всю оставшуюся сессию Эван Паркер просидел на семинарах молча и не счел нужным (или не смог) прийти на заключительное индивидуальное занятие. Джейк даже думал, что Паркер мог жалеть о том, что поделился с ним своей экстраординарной идеей, и во всяком случае не собирался повторять этой ошибки ни с кем из своих одногруппников, но Джейк никогда не распространялся о том, что ему хоть что-нибудь известно о романе, над которым работал Паркер, или что он видит в нем что-то выдающееся. Когда закончилась сессия, этот надменный, замкнутый и малоприятный человек ушел, как и другие студенты, и Джейк не сомневался, что он приложит все усилия, чтобы его книга увидела свет. А он взял и умер. И его книга, по всей вероятности, осталась недописанной.
Потом, конечно, Джейк будет возвращаться к этому моменту. Потом он признает его переломным, но и в первые минуты он попытался как-то осмыслить этот набор голых фактов (трехлетней давности!), к которым еще столько раз впоследствии вернется. Моральная сторона этого дела – Джейк привык считать себя человеком моральным, с определенными этическими нормами – его почти не волновала. Больше его волновало то, что он был писателем, а быть писателем подразумевает верность чему-то еще, даже более важному.
Верность хорошей истории как таковой.
Джейк мало во что верил. Он не верил, что вселенную создал какой-то бог, не говоря о том, чтобы этот бог наблюдал за всем происходящим и отмечал каждый человеческий поступок с той целью, чтобы определить гомо сапиенсам, живущим на этой планете всего несколько тысячелетий, тот или иной удел в загробной жизни. Да и в загробную жизнь он не верил. Как не верил ни в судьбу, ни в злой рок, ни в удачу, ни в силу позитивного мышления. Он не верил, что каждый получает по заслугам, что все случается не просто так (а как?) или что в нашей жизни как-то участвуют сверхъестественные силы. Что толку в этой чуши? Есть то, что есть: нашей жизнью правят слепые случайности и гены, определяющие, насколько ты готов рвать задницу и насколько ты внимателен, чтобы заметить возникшую возможность. Если она возникнет.
Но было кое-что, во что Джейк верил, кое-что, обладавшее для него почти волшебной силой или, во всяком случае, возвышавшееся над будничной суетой, и это был долг писателя перед историями.
Понятно, что историй на свете, как грязи. У каждого своя история, и часто не одна; вся наша жизнь проходит среди них, признаем мы это или нет. Истории – это колодцы, куда мы заглядываем, чтобы напомнить себе, кто мы есть, и подкрепить уверенность в том, что, как бы мало мы ни значили для кого-то, мы играем важную, даже незаменимую роль в творящейся вокруг драме выживания – на личностном, общественном и даже видовом уровне.
Но, при всем при этом, истории до одури похожи. Нет никакой глубинной шахты с залежами неведомых историй или гипермаркета с бескрайними рядами непрожитых,