ребенок, вероятно, описал бы небритое лицо своего отца. Иными словами, ограничение здесь носит лингвистический характер: это ограничение словарного запаса. Очень базовая лексика свидетельствует о возрасте персонажа.
Еще один хороший пример внутренней фокализации приводит Г. Портер Эббот. В следующем отрывке из романа Флобера «Мадам Бовари» тот, кто видит, – не рассказчик, а Родольф, один из персонажей, «который в этот момент шел рядом с Эммой, планируя свою кампанию по соблазнению»[41].
Она толкнула его локтем.
«Что бы это значило?» – спросил он себя и на ходу искоса взглянул на нее.
По ее спокойному профилю ничего нельзя было понять. Он отчетливо вырисовывался на свету, в овале шляпки с бледно-желтыми завязками, похожими на сухие стебли ка-
мыша. Ее глаза с длинными загнутыми ресницами смотрели прямо перед собой, и хотя они были широко раскрыты, все же казалось, будто она их слегка прищуривает, оттого что к нежной коже щек приливала и чуть заметно билась под нею кровь. Носовая перегородка отсвечивала розовым. Голову Эмма склонила набок, между губами был виден перламутровый край белых зубов.
«Может быть, она просто дразнит меня?» – подумал Родольф.
Между тем она своим жестом хотела только предостеречь его – дело в том, что сзади шел г-н Лере.
По сравнению с предыдущим примером, здесь ограничение больше связано с визуальным аспектом. Читатель смотрит глазами Родольфа и видит анатомические подробности Эммы. Конкретность деталей, улавливаемых Родольфом, свидетельствует об интенсивности чувства Родольфа. Иными словами, детали, описанные повествователем, – это детали, которые касаются характера.
Однако визуальное ограничение – не единственный возможный тип фокализации. Во второй книге «Пересмотр нарративного дискурса» (Narrative Discourse Revisited) Женетт объясняет, что фокализация не может быть уникальной для видения персонажа, но вполне может быть применена к любому типу восприятия:
Не было бы смысла прилагать большие усилия, чтобы заменить точку зрения фокализацией, если бы я только собирался вернуться в ту же старую колею; поэтому очевидно, что мы должны заменить «кто видит?» более широким вопросом «кто воспринимает?»[42]
Невизуальное восприятие можно обнаружить в отрывке из романа Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол», который приводится Яном в качестве примера внутренней фокализации:
Он лежал на устланной сосновыми иглами бурой земле, уткнув подбородок в скрещенные руки, а ветер шевелил над ним верхушки высоких сосен. Склон в этом месте был некрутой, но дальше обрывался почти отвесно, и видно было, как черной полосой вьется по ущелью дорога. Она шла берегом реки, а в дальнем конце ущелья виднелась лесопилка и белеющий на солнце водоскат у плотины[43].
Согласно Яну, герой не только видит, но также чувствует и слышит. Его способы восприятия обозначаются не только эксплицитными фразами типа «он мог видеть», но и более тонкими –