Не поймёшь даже, пред кем папаху ломать! Но это я тебе по-свойски говорю, понял? Штоб никому ни гугу! Так вот, што я говорю? Лыжи-то, а? Так теперь мы кто, я тебя, Егорка, спрашиваю?
– Казаки! – бойко отчеканил шустрый станичник.
– Так-то оно так, да где ты видал казака на лыжах, а? Вот то-то!
Фрол умолк, и дальше шли молча под уклон направо от стоянки. Лес поменялся, стал плотнее, гуще. Стало больше лиственных деревьев, кустарников, ореха, черёмухи, зарослей смородины. Повлажнело, травы стало больше, появились папоротники. Фрол вдруг остановился, поднял руку, прислушиваясь:
– Слышь, Егорка?
– Точно, дядя Фрол, вода журчит.
– Пойдём-ка!
Отошли на несколько десятков шагов в сторону. Под ногами захлюпало, дальше – большая поляна с сырой землёй, истоптанной ногами животных, и ручей шириной в несколько сажень. Егорка набрал в ладошку воды:
– Вкусная, но страх какая холодная!
– Водопой этот – для зверушек, Егорка! – пояснил дядя Фрол.
И вдруг, приставив палец ко рту, замолк. А другой рукой стал настойчиво тыкать куда-то в сторону. Егорка всмотрелся. Это же надо, коза! Стоит себе и спокойно так разглядывает казаков. Первый раз в жизни, должно быть, людей увидела, потому и не боится.
– Дядя Фрол! – не выдержал Егорка. – А в ногах-то у неё, глянь, козлёночек!
Смотрины были недолгими: коза резко повернулась и тут же исчезла в кустарниках. Там же, подальше, вспугнутый ею, хрюкнул кабан, взвизгнули поросята, и треск, и гул пошёл по лесу – кинулось куда-то в сторону свиное стадо.
– На водопой шли, Егорка, – пояснил Фрол. – Чуешь? Голодными зимой не будем. Полон лес зверьём непуганым!
Пошли дальше по натоптанной животными тропе. Прошли несколько вёрст и повернули назад. Шли по сломанным веткам и зарубкам на деревьях, сделанным накануне, – ориентирам на будущее.
– Значит, так, – резюмируя, поднял к небу указательный палец Корф. – Результатов никаких! Нет-нет, – успокоил он есаула, положив руку ему на плечо. – Я имею в виду подтверждённое разведчиками полное отсутствие присутствия…
«Господи! Что это я несу?! – скривился в душе поражённый Исидор Игнатьевич. – Скоро я совсем сдурею в этой глуши! Слава богу, есаул, кажись, не заметил. Что?! Кажись?!!! И это – я?! Нет, надо следить за речью, я ведь буду здесь как минимум месяцев шесть».
– Словом, – продолжил Корф, – кроме нас, никого в этом районе нет, – потускневшим голосом закончил он. – Хотя до нашего прихода сюда агент уверял, что промысловики видели неизвестных именно где-то здесь. При последнем нападении на рудник погибли люди из охраны. А нападение на фельдъегерей?! Злоумышленники явно хотят, чтобы слухи об их деяниях не докатились до центра. Ты же знаешь, что ситуация в империи, мягко говоря, непростая. Нельзя допустить возникновения ещё одной горячей точки у нас здесь. За это отвечаем и мы с вами, в частности, и вы, есаул, – поправил себя Корф. – У меня большие полномочия. В случае необходимости я могу задействовать и армию. Маршруты во все стороны перекрыты. И порт, и город, и