импульсу, дала ей сразу две таблетки аспирина. И это сработало, правда, очень ненадолго. Но путь, казалось, был найден. С тех пор – сколько уже бесконечных дней? – с каждым разом я растворяла в стакане воды все больше таблеток. Вот то, помимо аспирина, что, следуя указаниям мамы, мне удалось найти: «Цитрамон», «Анальгин», «Вольтарен», «Диклофенак», «Нурофен», «Найз», «Ибупрофен», «Парацетамол», «Ринза» – не только таблетки, но и бутылочки с детскими сиропами, пакетики с порошками, все, что смогла. А теперь ничего не осталось. Зато я знаю, что мне нужно искать в аптеке. Только бы до нее дойти.
– Послушай меня, Сашка, – произносит мама спустя достаточно долгое время, и я немного расслабляюсь под ее руками. Она все еще со мной. – На этом все. Ты больше не должна этого делать. Сколько ты мне дала?
– Десять.
– Это меня убьет в конце концов, а эффекта будет все меньше. Ты должна позаботиться о себе.
– Ты поправишься, мама, ты не умрешь.
– Я уже давным-давно мертва, дочка. Но какая разница? Меня и не было никогда. Ты этого не сможешь понять. Меня и сейчас нет. То, что я говорю с тобой, ничего не значит. Может быть, и тебя нет. Ничего нет. Мы никогда ничего не видели, не знали и не понимали. Оно и к лучшему. Все это только кажется. Какой смысл? – Голос мамы холодный, чужой и пустой, но ее руки гладят мои волосы, а я сижу тихо, как мышка, безумно боясь и, в то же время, не желая отпускать этот момент.
– Сашка, ты здесь?
– Я здесь, мамочка!
– Мы разговариваем? Ты меня слушаешь?.. Тебе надо уходить. Телефон не включился?
– Нет. Не знаю… зарядка кончилась. Света нет.
– Это везде так? Люди… разве люди… кто-то мог и остаться. Ты же осталась. Или нет?
– Я здесь…
– Это ты? Точно? Прости… очень сложно… узнавать тебя… и я не могу… читать твое лицо.
– Все будет хорошо, мамочка. Я знаю, ты поправишься.
– Нет! Нет, Сашка. Это разве болезнь? Забавно, я ведь это знаю. Нейроны… отстреливают как… как попало, вот и все. Мы никогда не существовали как целое. – Мама вдруг поднимает левую руку, словно школьник на уроке, да так и забывает про нее. – Ты должна уходить, найти таких же как ты. Послушайся маму, пока ей еще не все равно. Ты кого-нибудь видела, в смысле, людей, как ты?
– Там только Лешка.
– Все еще стоит?
– Стоит. Ему собака… ногу погрызла.
– Я же говорила, девочка, Лешка умер. Просто, наверное, не знает об этом.
Мне совершенно не хочется об этом говорить, тем более Лешка меня пугает до жути. Да и зачем это нужно, когда мама рядом?
Я изо всех сил обнимаю ее ноги.
– Я тебя не брошу, мамочка. Подожди, сейчас я сделаю вкусный бульон. Тебе надо покушать.
– Ты не успеешь. Лучше делай, как я сказала, если хочешь жить. Мне-то без разницы.
Я поднимаю голову и замечаю, что левый глаз мамы смотрит прямо на меня, а правый- совершенно независимо – обшаривает сумрачную комнату, ни на чем подолгу не задерживаясь. Я замираю от ужаса и обиды, хочется кричать.