целая стая говорливых гусынь, отвечаю, – поддержал Тарбуш.
Мужчины громко расхохотались. Я разливала кофе и раздумывала, что произойдет, если случайно пролить кипящую жидкость им на брюки. Представляю, как они вскочат и загогочут, словно стая гусынь. Зернышко негодования во мне росло.
На следующий день я печатала корреспонденцию Инги в оранжерее.
– Юная леди! Неужели необходимо производить столь адский шум? – в дверях появился герцог с сигаретой в зубах.
– Простите, сэр, я печатала…
Он потер голову и сунул сигарету в горшок с папоротником.
– Извините мою вспыльчивость, мисс. Я переутомился. – Он удалился с жидкой улыбочкой на лице.
– Где же мне печатать? – спросила я позже Ингу.
– Не обращай внимания, – ответила она. – Он надолго не задержится. И потом, он всегда в своей конторе на шлифовальной фабрике. Он очень озабочен финансами. И к тому же железная дорога не готова, и он не доволен. Шуми пока хочешь.
– Сколько хочешь, – поправила я.
В огромном доме стояла обволакивающая тишина, прорезаемая лишь звуком колокольчика, когда вызывали слуг, приглушенными шагами в задней части дома и бренчанием пианино Инги. В Картонном дворце ночью слышался только легкий ветер, возня животных на улице, а еще смех из мужской половины, где садовники пили виски. Доносившиеся оттуда запах табака и звон гитары наполняли темноту ощущением одиночества. Я с нетерпением ждала, когда можно будет вернуться на кухню, где я по вечерам помогала Истер Грейди, к лязгу кастрюль и грому посуды.
Правду говоря, она помогала мне больше. В то лето она научила меня печь разные вкусности. Научила готовить такие блюда, как свиной студень с кукурузной мукой, пирог со сладким картофелем, ветчину с густой подливкой, устричную начинку. Эти рецепты помогали мне почувствовать себя американкой, хотя Истер показала мне и как готовить рыбу en croûte[72], как делать roux[73] – французские блюда, о которых я раньше не слышала, для которых требовалась недельная порция масла. От Истер я узнала о том, что еду можно украшать.
– Вкус лучше, если вид красивый, – объяснила она.
– Откуда ты все это узнала? – восхищенно спросила я.
– От старой женщины из Гваделупы, что работала в Белль-Глейд, пока не хлопнулась замертво возле плиты. Дедуля генерал Паджетт заявил, что она умерла, взбивая сливки, но это случилось оттого, что он собственноручно взбил ей спину хлыстом. – Она рассекла дыню пополам огромным ножом.
Теперь я знаю о возмездии следующее: в ход идут подручные средства. Вскоре мне предстояло найти свои. У Истер была еда и кухонная утварь. Учитывая то, что мне стало известно о герцоге Паджетте, я не осудила бы ее, подсыпь она мышьяк ему в жаркое, но она не отравила его и не разбила драгоценный фарфор. Она запекала месть в яичницу.
Несмотря на перенесенные ею беды, она осталась доброй. И была сама себе госпожа. Крошечная пчелка, целый день шинкующая овощи, замешивающая тесто, моющая кастрюли. Мускулы так и играли на ее проворных руках. Она заботилась о нас. Когда Альбина простужалась или я страдала