мятежей и пользовались охотно помощью черни, но презирали ее куда больше, чем шляхту. Недаром считали они себя «благородного рождения». Сам Хмельницкий впоследствии неоднократно дарил множество простого народа татарам, которые гнали ясырей в Крым, где продавали в Турцию или Малую Азию.
Так что толпа бесчинствовала на площади и в конце концов дошла до такого исступления, что люди принялись убивать друг друга. Дело шло к вечеру. Была целиком подожжена одна сторона площади, церковь и дом униатского попа. По счастью, ветер относил огонь в поле и мешал пожару распространиться. Однако громадное пламя освещало площадь не слабее солнечных лучей. Стало нестерпимо жарко. Издалека доносился страшный грохот пушек, – как видно, битва под Крутой Балкой становилась все упорнее.
– Горячо там, видать, нашим приходится! – ворчал старый Захар. – Гетманы не шутят. Гей же! Пан Потоцкий знатный жолнiр.
Потом он указал в окно на толпу и сказал:
– Вона! Они теперь безобразничают, но ежели Хмеля побьют, то и над ними побезобразничают!
В эту минуту послышался конский топот, и на площадь на взмыленных лошадях влетело несколько десятков конных. Их лица, почернелые от порохового дыма, истерзанная одежда и пообвязанные тряпками головы некоторых говорили о том, что примчались верховые сюда прямо из боя.
– Люди! Хто в Бога вiрує, рятуйтеся! Ляхи б’ють наших! – истошно прокричали они.
Поднялись вопли и переполох. Толпа заколыхалась, точно волна, вздутая вихрем. Дикое замешательство охватило всех. Народ бросился бежать, но, так как улицы были забиты возами, а одна сторона площади горела, убежать было невозможно.
Началась давка, чернь кричала, билась, давила друг друга, вопя о пощаде, хотя неприятель был пока еще далеко.
Наместник, видя, чтó происходит, чуть с ума не сошел от радости. Он точно помешанный стал бегать по комнате, бить себя кулаками в грудь и кричать:
– Я знал, что так будет! Знал! Будь я не я! Это с гетманами дело иметь! Это со всею Речью Посполитой! Вот оно, возмездие! Что это?
Снова раздался топот, и на этот раз несколько сот верховых, сплошь татар, ворвались на площадь. Убегали они, как видно, не разбирая дороги. Толпа мешала им, и они бросались прямо на нее, топча, побивая, разгоняя, полосуя саблями в надежде прорваться к тракту, ведущему на Черкассы.
– Шибче ветра бегут – закричал Захар.
Едва он сказал это, пронесся еще отряд, а за ним и еще один. Казалось, бегство стало всеобщим. Стража у домов беспокойно заходила туда-сюда, явно намереваясь сбежать. Захар выскочил в палисадник.
– Стоять! – крикнул он своим миргородцам.
Дым, жар, суматоха, конский топот, тревожные голоса, вой освещенной пламенем толпы – все вместе составило одну адскую картину, которую наместник мог наблюдать в окно.
– Какой же там разгром должен быть! Какой же разгром! – кричал