и уста их соединились в долгом поцелуе. В комнате стало совсем тихо, только часы по-прежнему важно тикали.
Неожиданно в передней послышался топот ног и звонкий голос Баси.
– Ох мороз! Ну и мороз! – повторяла она.
Володыёвский отскочил от Кшиси, словно испуганный тигр от жертвы, и в ту же минуту в комнату ворвалась Бася:
– Ох мороз! Ну и мороз!!!
И вдруг споткнулась о лежавшие посреди комнаты пяльцы. Остановилась и, с удивлением поглядывая то на пяльцы, то на Кшисю, сказала:
– Что это? Это вы заместо снаряда друг в дружку кидали?
– А где тетушка? – спросила панна Дрогоёвская, стараясь унять волнение в груди и говорить как можно спокойнее и натуральнее.
– Тетушка из саней выбирается, – тоже изменившимся голосом отвечала Бася.
Подвижные ее ноздри раздувались. Она еще раз глянула на Кшисю, на пана Володыёвского, который за это время успел поднять пяльцы, повернулась и выбежала.
Но в эту минуту в гостиную величественно вошла пани Маковецкая, сверху спустился пан Заглоба, и они повели разговор о супруге львовского подкомория.
– Я не знала, что кума пану Нововейскому крестной матерью доводится, – говорила тетушка, – да он, должно быть, открылся ей во всем. Басе покою не давала – все о нем да о нем.
– Ну а Бася что? – спросил Заглоба.
– А что там Бася! Как об стенку горох. Говорит: «У него нет усов, у меня разума, поглядим, кто скорей своего дождется».
– Знаю, за словом в карман она не полезет, но что там у нее на уме? Ох и хитрое племя!
– У Баськи что на уме, то и на языке. А впрочем, я вашей милости говорила, не почуяла она еще Божьей воли. Кшися – статья особая.
– Тетенька! – неожиданно подала голос Кшися.
Но дальнейший разговор прервал слуга, объявивший, что кушать подано.
Все пошли в столовую, только Баси не было.
– А где же барышня? – спросила хозяйка слугу.
– Барышня на конюшне. Говорю ей: ужинать пора, а она в ответ: «Сейчас» – и на конюшню бегом.
– Или стряслось что? Такая веселая была! – сказала пани Маковецкая, обращаясь к Заглобе.
– Пойду приведу ее! – сказал маленький рыцарь, чувствуя укоры совести.
И поспешил на конюшню.
Бася и в самом деле была там: сидела у дверей на охапке сена. Задумалась и не заметила, как он вошел.
– Панна Барбара! – сказал маленький рыцарь, склоняясь над ней.
Бася вздрогнула, будто очнувшись, и подняла на него глаза, в которых Володыёвский, к своему великому удивлению, увидел две большие, будто жемчуг, слезы.
– О боже! Что с тобой? Ты плачешь?
– И вовсе нет! Вовсе нет! – вскочив, воскликнула Бася. – Это с мороза!
И рассмеялась, но смех ее звучал ненатурально.
А потом, желая отвлечь от себя внимание, показала на стойло, где стоял жеребец, подарок Володыёвскому от гетмана.
– Ты говоришь, сударь,