радуги, как платье тёти Бланш, а были обычного коричневого оттенка, однако войлочные тапочки и рубашка так истрепались, что, казалось, вот-вот развалятся.
– Не тревожься, скоро будем дома, – сказал он.
Ему, как и тёте Бланш, было на вид лет восемьдесят, не меньше, но годы его не согнули. Морщины прочертили элегантные линии у его рта и придали ему шик киногероя из прошлого.
Теперь мы втроём обходили зловонную кучу мусора, пока я пыталась побороть панику, которая медленно поднималась во мне. Всё это было странным и не имевшим ничего общего с нормальной жизнью.
– И когда вы собираетесь мне объяснить… – я подыскивала слова, но тщетно, – всё самое важное?
– Не сейчас, мы и так опаздываем на метро из-за того, что вам пришлось возвращаться, юная леди. – Теперь тётя Бланш, казалось, немного запыхалась.
– Брось, Бланш, у малышки голова идёт кругом. Опоздаем? Значит, сядем на следующий поезд, – сказал дядя Жак, но тётя Бланш покачала тюрбаном.
– Ты же знаешь, что я договорилась поболтать по телефону с Сибиллой Чо.
– Простите, – извинилась я в третий раз. Тётя Бланш, похоже, не понимала, насколько грубо вырвали меня из реальности пылевые облака и это внезапное путешествие. Мне требовалось время, чтобы всё это переварить. Конечно, они не оторвали меня от идиллии. Мы не были образцовой семьёй. Да и разве можно было этого ожидать? Смерть отца поразила нас слишком сильно. И всё же мы справились.
Каждый по-своему. Мама встретила Марка, и пять лет назад у них родился Ларс. Грета превратилась в вундеркинда и однажды, положив скрипку в футляр, отправилась покорять мир. А я? Я недавно научилась ловко взбираться по скалам и стенам, ходила с друзьями за пиццей и время от времени выступала против вырубки тропических лесов. Разумеется, я предполагала, что моя жизнь будет продолжаться более или менее как прежде.
И когда тётя Бланш и дядя Жак появились у нас дома поздно вечером, потому что днём им позвонила мама, я чуть не рассмеялась. Сама мысль о том, что мама хотела отправить меня на каникулы во Францию, не дожидаясь окончания учебного года, казалась абсурдной и непостижимой. Неужели она всерьёз верила, что я послушаюсь и не скажу ни слова?!
Но потом родственники привели два чрезвычайно весомых аргумента, которые заставили меня передумать. Одним из них была пыль, которая и здесь вилась блестящими ручейками между мусорными баками и вдоль стен домов, хрустела при каждом шаге под подошвами ботинок. Пыль, которую, как я полагала, никто, кроме меня, не замечал.
Пока дядя Жак посреди нашей квартиры вдруг не перешагнул одну из пылевых речушек, которые недавно проложили русло через прихожую. Пока тётя Бланш не сообщила мне: «Офелия, дорогая, ты выросла!» – и не сняла с моего плеча несколько паутинок, которые раньше были видны только мне!
Очевидно, мы втроём страдали от одинаковых, пусть и необычных галлюцинаций… К тому же дядя Жак и тётя Бланш обещали, что в Париже меня ждёт логическое объяснение пыльным картинам с привидениями. И поэтому даже