разделяли многие декабристы. Споры велись лишь о том, каким образом этого достичь: нужны ли быстрые решительные действия или же для начала необходимо подготовить конституцию.
М. Ф. Орлов, видимо, с самого начала был настроен весьма решительно. После появления разногласий с Александром I, которые обозначились уже в 1815 г. (польский вопрос), он стал смотреть на себя как на человека, способного самостоятельно спасти Отечество. Роль законодателя в том смысле, который был заложен в этот термин Местром, явно тревожила его воображение. Для ее осуществления, казалось, имелись все условия, как объективные (пробуждение народного самосознания, историческая молодость русской нации), так и субъективные (его собственная знатность, богатство и слава). К этому добавлялись огромное честолюбие и безграничная вера в свои силы. Прекрасный оратор и публицист, Орлов в своих выступлениях постоянно заявляет, что его оружие не слова, а меч. «Рука, обыкшая носить тяжкий булатный меч брани, – говорил он при вступлении в литературное общество “Арзамас”, – возможет ли владеть легким оружием Аполлона, и прилично ли гласу, огрубелому от произношения громкой и протяжной команды, говорить божественным языком вдохновения или тонким наречием насмешки?»[314]. Эту же мысль Орлов повторил в речи, произнесенной в Библейском обществе: «Воспитанный на бранном поле и чуждый хитростям красноречия, я мало умею повелевать вниманию и порождать уверение в сердцах»[315]. Нельзя не заметить, что само противопоставление слова и дела у Орлова является блестящим риторическим приемом. А упомянутая речь может служить ярким примером русской ораторской прозы начала XIX в. Характерно, что П. А. Вяземский, прочтя ее, воскликнул: «Ну, батюшка, оратор!»[316].
И все-таки в речах Орлова чувствуется готовность на самые решительные действия. Была ли у него стройная политическая программа из тех, что тщательно обдумываются в тиши кабинетов, и тех, что были у таких крупнейших идеологов декабризма, как Н. И. Тургенев, П. И. Пестель, Н. М. Муравьев? К сожалению, сохранившиеся источники не позволяют ответить на этот вопрос с определенностью. Но хорошо известно, что у Орлова был четкий план практических действий, изложенный им на московском съезде Союза благоденствия в начале 1821 г. После работ С. Н. Чернова, М. В. Нечкиной, В. В. Пугачева и С. С. Ланды[317] можно с уверенностью утверждать, что предложения Орлова: печатать фальшивые деньги, завести типографию для выпуска антиправительственных брошюр и поднять 16-ю дивизию – были вполне реальны. Вопрос о том, как силами одной дивизии, дислоцировавшейся в Кишиневе, свергнуть самодержавие, для Орлова решался очень просто. Свобода органично присуща как отдельному человеку, так и целому народу, поэтому рабство, в котором пребывают миллионы людей, лишь чисто внешняя и вынужденная форма. Достаточно всего лишь одного или нескольких инициативных людей, способных бросить клич к освобождению, и все пойдет само собой. «Найдись у нас, – писал Орлов А. Н. Раевскому в 1819 г., –