vais vers fillette.
– Ах, яблочко, да на тарелочке, надоела мне жена, пойду к девочке! – пропела девушка.
– Совершенно верно! – улыбнулся польщенный Фролоф. – Извините, другого не держим.
– Филимон Григорьевич, а вы женаты?
– И был, и есть, – улыбнулся Фролоф. – Как говорится, второй брак – это юридическое признание того, что первый оказался бракованным.
– А дети?
– Два сына и дочь.
– А можно необычный вопрос?
– Обожаю необычные вопросы! – широко улыбнулся Фролоф.
– Вас в детстве дразнили?
– Еще как!
– И как именно?
– Ну, во-первых, Филя-простофиля. Очень, кстати, полезная дразнилка. Мобилизует. Я делал всё, чтобы не быть похожим на простофилю. Например, не задавал глупых вопросов, первым дразнился, первым задирал и поднимал на смех. Помогало. А еще была дразнилка, которую запустила одна кудрявая девочка. Мне нравилась эта девочка. До сих пор, бывает, закрою глаза и вижу ее в коротеньком платьице с ее детским голоском, которым она пытается меня уязвить, а на самом деле требует, чтобы я обратил на нее внимание. Она отбегала от меня на несколько шагов, показывала на меня пальцем и кричала: «Фи! Лимон!», и я чувствовал вкус лимона, а в придачу к нему какое-то странное, смущенное чувство. Наверное, поэтому любовь у меня ассоциируется со вкусом лимона… Ах, сейчас бы чаю с лимоном! – раскинул Фролоф руки.
Аудитория оживилась, и Фролоф, ответив еще на несколько вопросов, поблагодарил за внимание и сказал:
– Хочу, чтобы вы помнили: никто не обязан свидетельствовать против себя – это принцип мирской конституции, но не собственной совести.
Его проводили аплодисментами.
Глава 3
– Эх, яблочко, да на тарелочке, надоела мне жена, пойду к девочке… – сидя перед компьютером, мурлыкал Филя Фролов. Мелодия неизвестно почему и зачем всплыла с самого дна его отрочества, где она мирно покоилась рядом с босоногим солнечным летом и голенастой девчонкой в непоспевающем за ее ростом платье. В нее он позже, боясь себе в этом признаться, влюбился. Виной ли тому ранняя неразбериха чувств (впоследствии каждый из них объяснял это по-своему), но они расстались, так и не успев толком полюбить. Вдобавок ко всему разъехались по разным городам – она в Питер, он в Москву – где он через несколько лет женился, а она вышла замуж. У него родилась дочь, у нее сын. Казалось бы, тут и сказке конец, но нет. Помнится, лет в двадцать пять он прочитал «Давай поженимся» Апдайка. Книга наполнила его недоумением: как можно быть нерешительным там, где на кону любовь? Зачем эти бесконечные сомнения и душевные терзания?! Зачем разменивать полновесное золото будущего счастья на медную мелочь постылого долга? И как, любя одну, можно спать с другой? Полное впечатление, что герои обожают страдать! Настоящая антология безволия! Если бы он знал, что его ждет. Было же так: встретившись через десяток лет в городе их юности, они стали любовниками. И началась теперь уже взрослая неразбериха чувств, про которую в народе говорят: бог в чужую жену